С какой-то поражавшей всех яростной настойчивостью он изучал всевозможные боевые искусства и в поисках учителей исколесил всю Японию. Смирив гордыню, он готовил своим наставникам пищу, убирал их жилища, а взамен получал бесценные знания.
Его старания не пропали даром, и через несколько лет не было в Японии ни одного вида боевого искусства, каким бы не овладел Уешиба. Вооруженный одним деревянным мечом он бродил по Японии, и уже очень скоро никто не отваживался принимать его вызов.
Со временем он стал все чаще задумываться над тем, что слишком мало уделял внимания внутренней стороне дела. Он даже не сомневался, что за всеми этими ударами должно было стоять нечто большее, нежели просто умение побеждать других!
И он принялся воспитывать свой дух, как некогда тренировал свое ставшее железным тело. Уешиба стучался в двери храмов, изучал философию и беседовал с монахами. Он подолгу жил один и часами медитировал под водопадами, чтобы «открыть глаза своей души», и в один прекрасный день это произошло.
Уешиба вошел во двор какого-то храма и, облившись холодной водой из колодца, посмотрел в синее высокое небо. Неожиданно он почувствовал странное вдохновение, по его лицу потекли слезы, и он понял, что именно в этот момент к нему пришло то самое Просветление, за которым он охотился столько лет!
К великой своей радости он вдруг почувствовал, что у него нет больше по отдельности ни тела, ни духа, что он стал един со Вселенной и куда-то далеко ушло все мелочное и суетное.
«Земля, — рассказывал он, — вдруг затряслась, золотой туман выступил из нее и окутал меня. Я совершенно не чувствовал своего тела и понимал в тот момент, о чем поют птицы. Все суетное исчезло…»
Биография великого Мастера явилась для Чоя настоящим откровением, и он все чаще стал задумываться над тем, как и ему самому обрести такое же Просветление. Конечно, просто так оно не приходило, и для него необходима какая-то философская база, которую он и обрел после своего переезда вместе с семьей в 1938 году в Японию.
Он поступил в авиационное училище и сразу же приступил к изучению дзюдо и карате, пропадая в зале целыми днями. Ну а затем в его жизни произошло, наверное, самое знаменательное событие: он встретился с одним из величайших японских учителей карате Гичином Фунакоши и, покоренный его мастерством, остановил свой окончательный выбор на карате.
Он занимался новым для себя видом все с тем же упорством и уже в семнадцать лет стал обладателем второго дана по школе Шотокан, что было удивительно даже в Японии.
После окончания училища он поступил в университет Токусоку, откуда вскоре перевелся на факультет физического воспитания университета Васэда, где встретил другого патриарха карате Ямагути Гогэна, считавшегося основателем школы Годзюрю.
Силовой стиль новой школы сразу же понравился Юнг И Чою, и он с присущей ему энергией и настойчивостью принялся за его изучение. Да так, что уже в двадцать два года получил четвертый дан! Тогда же он стал Масатуцу Оямой, что в переводе означало «умножающий свои достижения подобно высокой горе».
Естественно, что живя в Японии и занимаясь боевыми искусствами, Ояма не мог пройти мимо бусидо — кодекса воинской чести, лежавшего в основе воспитания самураев. Так у него появилась и философская основа, проповедовавшая презрение к смерти, верность долгу и преданность избранному делу. Ну а те долгие философские беседы, которые он вел со своими великими Учителями еще больше утвердили его в правильности выбранного им пути.
Он был настолько пропитан проповедовавшими презрение к смерти и лежавшими в основе бусидо идеями, что решил стать… камикадзе и именно в этой ипостаси обрести смысл служения своей родине, своему императору и себе самому, чего в сущности от него и требовал кодекс самураев! Но летчиком-смертником он стать не успел.
Война закончилась. Поражение воспитанных на самурайских традициях японцев явилось для Оямы настоящей трагедией, поскольку святые для него идеалы бусидо оказались безжалостно разбитыми.
Отчаявшийся и разуверившийся, он пустился в самые рискованные авантюры и в конце концов оказался в тюрьме за драку с американскими солдатами, в которой он попытался выплеснуть все свое разочарование жизнью.
В тюрьме у него было достаточно времени для раздумий, и именно там в нем совершился тот духовный перелом, в результате которого он снова обрел смысл жизни.
Нет, считал он, с поражением в войне его жизнь не закончилась, и он обязан идти сам и вести за собой других по собственному пути самосовершенствования. И этот путь должен был стать путем бойца карате!
Он создаст собственный стиль и будет готовить новое поколение воинов, крепких духом и телом, и, дабы еще больше укрепить дух и закалить тело, этот стиль будет самым жестким контактным стилем, исключавшим для занимавшихся им возможности к отступлению.
Да, все это было так, но, что бы там ни говорили об исканиях Оямы, в основе его, как ему казалось, новой философии лежало все же возрождение той самой самурайской Японии, но только в новых условиях.