Хомейни был его полной противоположностью и, по сути дела, вел аскетическую жизнь. Конечно, бедняком его назвать было нельзя, у него была земля, на которой работало почти 3000 крестьян-арендаторов, но практически всю прибыль он тратил на своих многочисленных учеников. Да и в семье он являл собой пример самого что ни на есть благочестивого мусульманина. В 27 лет он женился на десятилетней дочери своего учителя в медресе, родившей ему семерых детей. Двое умерли совсем маленькими, а двоих сыновей и трех дочерей он воспитывал в духе мусульманских традиций. Отличался он еще и тем, что писал довольно неплохие стихи под псевдонимом Хафиз. Как правило, он не спешил начинать разговор и долго вглядывался в лица собеседников. Те, кто хорошо знали его, говорили, что он обладал сверхъестественной способностью читать по глазам и потому избегал телефонных разговоров. В его апартаментах вообще не было телефона. Это было, конечно, странно, но эта странность была не единственной.
«Когда Хомейни беседовал с нами с глазу на глаз, — рассказывал бывший посол СССР в Иране В. М. Виноградов, — с ним можно было и поспорить, и пошутить. Ни разу не замечал, что он стремится понравиться собеседнику. Был рассудителен, не лишен реалистического понимания событий. Бывало, что ему подбрасывали неточную или искаженную информацию. Опровергнуть ее не составляло особого труда. В таких случаях Хомейни прислушивался к разъяснениям и доводам. А вот когда в разговоре возникали разногласия, касавшиеся идейных воззрений, он не шел ни на какие уступки. Он видел только один путь для достижения цели, которую сам же и определил».
В октябре 1962 года шах разрешил избирать в органы государственной власти не только мусульман, но и представителей других конфессий. Когда Хомейни узнал, что избранный мог принимать присягу на любой священной книге, он воспринял это как святотатство. Вместе со своими многочисленными сторонниками он направил шаху и правительству ноты протеста и издал послание ко всем верующим.
Однако шах не внял голосу правоверных и, словно издеваясь над ними, обвинил Хомейни и его сторонников в невежестве и приказал провести в Тегеране в январе 1963 года «парад эмансипированных женщин». Однако до парада дело не дошло. Возмущенная оппозиция во главе с Хомейни организовала целый ряд манифестаций и забастовок. Шах дрогнул, и Хомейни мгновенно призвал правоверных к свержению шахского режима вооруженным путем.
Похоже, только теперь шах наконец-то осознал, какую серьезную опасность представлял для него Хомейни, и постарался избавиться от него. Но убивать, вопреки законам политической борьбы и восточным традициям, не стал. Так Хомейни оказался в изгнании. 14 лет он скитался по Турции, Ираку и Франции и все это время не только не терял связи с родиной, но и умудрялся руководить развитием исламской революции в Иране.
В январе 1979 года шахский режим пал. Пехлеви бежал в Каир. Ну а сам Хомейни 1 февраля 1979 года вернулся в Тегеран «на белом коне». 11 февраля дикторы телевидения и радио объявили о победе исламской революции и установлении исламского правления. Нетрудно догадаться, что вся верховная власть в стране предоставлялась «высшему богословскому авторитету, законоведу, знатоку Корана и всех почитаемых мусульманами книг, уважаемому всеми верующими так, что его мнение воспринимается беспрекословно». Этим «законоведом и знатоком Корана» был аятолла Хомейни, который и стал духовным лидером Исламской Республики Иран.
Как водится, революция принесла в страну полный хаос во всех сферах общественной жизни и, конечно, жесточайшую драку за власть. По всей стране шла охота на бывших сотрудников шахской охранки и армейских офицеров. Ну а заодно доставалось чиновникам, предпринимателям и, что само собой разумеется, представителям интеллигенции. Хватили горя и «эмансипированные женщины», многих из которых просто-напросто забивали камнями.
Не очень-то радовались переменам в стране и такие национальные меньшинства, как азербайджанцы, курды, иранские арабы и другие народы, которых совсем не прельщала перспектива потерять свою национальность и жить в стране, где, по словам аятоллы, «не будет ни арабов, ни неарабов, ни турок и персов, а будут только ислам и единство на его основе».
Да и с политиками было все далеко не так просто, как это казалось до победы революции. Чуть ли не каждая фракция имела собственные взгляды на будущее страны и яростно отстаивала их. Недовольны были многие активные участники революции, которым не нашлось «хлебных мест», и которые вели из-за них войну между собой. Не нравилось аскету Хомейни и то, что большинство «исламских революционеров» думали о собственных земных благах, а не о голодном и раздетом народе.