Читаем Тайны Востока полностью

«Прорубив окно» в Россию и сближаясь с большевиками, он приобретал весьма опасных друзей, нисколько не сомневаясь в том, что в своем стремлении проводить свои идеи, казавшиеся ему бредовыми, они постараются оказывать на него определенное давление! Он не ошибся, и одним из созданных «его друзьями» противовесов стал не кто иной, как находившийся в Москве Энвер, объявивший себя лидером Исламской революционной организации и надеявшийся заинтересовать большевиков своими проектами.

Другим объектом большевиков стал Карабекир, находившийся в весьма натянутых отношениях с Анкарой, поддерживавшей отношения с тяготевшим к Западу султанским правительством. Карабекир стоял против всяческих соглашений с союзниками, о которых уже начинали поговаривать в Анкаре в случае провала Московской конференции, и, по его твердому убеждению, Россия являла собою «бездонный человеческий резервуар» и бороться с нею было бессмысленно! Конечно, дело было не только в этом, и воинственный генерал, чьи стихотворения, поносящие англичан самыми последними словами, изучались в каждой школе, больше всего опасался грозивших ему последствий в случае сближения Турции с союзниками. И случись подобное, он вмиг потерял бы весь свой завоеванный авторитет и неограниченную власть в Восточной Анатолии! А посему и заявлял в беседах с агентами Орджоникидзе, что «будет величайшим несчастьем для Турции и, безусловно, невыгодным для России, если они не поймут друг друга». Чтобы иметь хоть какую-то возможность влиять на Карабекира, они настоятельно просили удовлетворить просьбу генерала и выделить ему тридцать тысяч пудов мазута, десять тысяч пудов керосина, пять тысяч пудов бензина и подарить… «один классный вагон»!

Положение Кемаля осложнялось еще и тем, что к этому времени в Турции появилось достаточно людей, симпатизировавших советской России. И на то были свои причины. Из всех воевавших с Османской империей стран только она отказалась от всех притязаний царской России и обнародовала тайные документы о разделе Турции Западом. Так и не сумевшие раздуть пожар мировой революции на Западе большевики делали все возможное для распространения своего влияния на Востоке, а посему нехватки в коммунистической пропаганде в Анкаре не было! И далеко не случайно один из начальников дивизий, входивших в состав карабекировского корпуса, заявил на встрече с Секретариатом Полномочного Представительства РСФСР: «Мы только немножко красные, но мы хотим быть красными!»

К огорчению Кемаля, желавших «покраснеть» было достаточно и в без того не очень стройных рядах националистов, и некоторые из них уже открыто высказывались за принятие коммунистических идей! «Нам совершенно непонятно, чего мы ждем — неоднократно заявлял видный националист Дамар из Аданы. — И почему бы нам не провозгласить коммунизм и не вдохнуть в наш народ новые идеи и энтузиазм? Ведь у нас нет ни собственности, ни богатства!»

И опасавшийся подобных настроений Кемаль откровенно говорил на закрытых заседаниях меджлиса: «Намерение большевиков дружить с Турцией есть не что иное, как всего только лозунг, с помощью которого они собираются произвести впечатление на Запад и исламский мир! Но в то же время они сделают все возможное, чтобы как можно сильнее привязать к себе Турцию! И, по сути дела, и у англичан, и у большевиков одна задача: так или иначе завоевать Турцию.

Только первые стараются сделать это с помощью оружия, а вторые — с помощью идей!»

Но все было напрасно, и вскоре дело дошло до того, что красный цвет стал самым модным, и многие прикалывали к своим шапкам красные банты и щеголяли в красных галстуках. Но особенно подверженными влиянию большевиков оказались хлебнувшие горя в царской России черкесы! Обещание Ленина дать свободу всем национальностям царской империи произвело на них впечатление, и самым горячим его сторонником стал их лидер Этхем! По его уверениям, он был одним из тех, кому Москва доверяла больше других!

В это можно поверить. Ведь за ним стояли прекрасно вооруженные и хорошо умевшие воевать отряды, и с его помощью Москва очень надеялась оказывать известное давление на Кемаля! И Кемаль не очень удивился, когда «товарищи» заговорили с ним о легализации Турецкой коммунистической партии, что, по их глубочайшему убеждению, привело бы к дальнейшему сближению с советской Россией и позволило бы оказать неоценимую помощь анкарскому правительству в деле «просвещения народных масс». И прекрасно понимавший, что в покое его с подобными просьбами не оставят и за все в этой жизни надо платить, Кемаль пошел навстречу большевикам!

А что ему еще оставалось? Экономическая и военная помощь стоила еще одной политической интриги! И по его прямому указанию министерство внутренних дел тут же зарегистрировало Турецкую коммунистическую партию, в которую вошли такие видные «коммунисты», как… Исмет, Февзи, Али Фуад, Рефет и другие наиболее близкие к Кемалю люди. В состав новой партии вошла и «Зеленая армия», и Кемаль сразу же попросил своего «товарища по партии» Этхема перевести «Новый мир» в Анкару.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное