Слово Постникову: «У Ники периодически наступало состояние, когда она требовала таблетки. Ее еще с детства посадили на седативные препараты, и для нее выпить коктейль из реланиума, элениума и тазепама, порядка 10 таблеток сразу, ничего не стоило. Кто-то бы от этого умер, а ей – ничего. Но потом она ходила заторможенная. Я старался этому препятствовать, а она постоянно, как заведенная, просила: “Дай таблетки, дай таблетки…” И выпивала очень сильно, остановиться не могла, запойная была. Кроме того, с самого начала нашего знакомства, все время у нее присутствовала тема суицида. Но, как я для себя выяснил, она к этому серьезно не относилась, всегда играла на публику. Тот человек, который действительно хочет уйти из жизни, никого об этом громко не оповещает. Ника также резала себе вены и рассказывала мне, что делала это еще до поездки в Италию. Один раз она пришла ко мне в бар, уже хорошо подвыпившая, разжала руку, и я увидел у нее на ладони свежий, примерно сантиметровый, глубокий порез. Я схватил ее в охапку и повез в больницу. Там ей наложили на рану швы. А потом отвез на реабилитацию к своим друзьям в Понизовку[209]
– у них там был палаточный городок».Необходимое отступление. Упомянутые Постниковым наименования и количества употребляемых Никой седативных препаратов являются свидетельством ее психического нездоровья. Человек с нормальной психикой реагирует даже на малые дозы подобных лекарств, а от 10 таблеток того же элениума может не проснуться. Начало этому положили родные Ники, когда начали пичкать ее димедролом, благо он был в изобилии, а потом более сильными снотворными. Лишь бы Ника спала и давала спать другим. Примерно, как в том анекдоте: «Вовочка, перестань раскачиваться на папе. Папу повесили не для того, чтобы ты раскачивался, а чтобы в доме тихо было».
Что касается попыток суицида у Ники, то Постников был абсолютно прав, утверждая, что это не что иное, как эпатаж. В тот период, когда они встречались, Ника отличилась уже на Садовой. Рассказывает Лушникова: «Был такой случай. Ко мне пришла подруга и говорит: “Сейчас такое было!.. Я вышла погулять с собачкой, когда слышу крик. Поднимаю глаза, а на окне снаружи висит Ника и кричит: “Костя, Костя, Костя!” Рядом со мной стоит парень – мой сосед. Я ему говорю: “Беги к ним домой, у них дверь всегда открыта, и втащи ее в комнату”. Потом он мне рассказал, что, когда вбежал в квартиру, рядом с окном стояла Майя и говорила Нике: “Что же ты не отпускаешь руки? Если хочешь прыгать, так прыгай”. Но парень этот втащил Нику в комнату».
Не менее интересную историю о Никиных актерских способностях рассказал Постников: «Помню, что Ника как-то сымитировала, что у нее ноги отказали. Она была выпившая, хотела, чтобы я донес ее на руках с первого этажа на пятый, где она жила в Москве, и говорила: “Котя, я не могу идти. Это что, навсегда?” Упала, схватилась за перила и висит. А я ей сказал: “Ты руками, руками перебирай – они же у тебя работают”. Когда она убедилась, что я ее нести не буду, сразу выздоровела».
Очередь за Карповой: «Ника не могла вынести того, что Костя предпочел ее другой, и возненавидела его, а он уже не мог терпеть ее непредсказуемости. Его брат, врач ливадийской больницы, запрещал своей дочери дружить с Никой, считая, что та окажет на нее плохое влияние. Однажды Майке позвонили и сказали: “Заберите свою дочь!” Звонили из Ливадии, где у Костиной мамы была двухкомнатная квартира в “хрущевке”. Наш сосед на машине повез туда меня и Майю. Когда мы вошли, чуть не упали в обморок: Ника валялась пьяная на полу и говорила, что Костя бил ее ногами. Мы привезли ее домой, уложили, она безумно страдала, но с тех пор, когда мы с ней гуляли по набережной, говорила: к “Ореанде” не пойдем, – и обходила ее десятой дорогой».
Я постоянно наблюдал за лицом Постникова, когда рассказывал ему все это. В его глазах читалось удивление, а губы слегка растягивались в улыбке – нормальная реакция человека, услышавшего фантазии о себе. Отмечу лишь один факт: приезжая в Ялту, Ника периодически ночевала у Постникова, а днем уходила домой, где ей не очень-то хотелось находиться. В семье Константина все – и мама, и брат, кандидат медицинских наук, известный пульмонолог, лечивший Нику от астмы, – негативно воспринимали его отношения с Никой. Вместе с тем, когда она приходила к нему, то не прятались, мама Константина кормила ее, все было нормально. А домой Ника шла без охоты, главным образом из-за Майи, отношения с которой были далеки от прежних, в том числе и по вине Ники.