Тайный дневник Натальи Гончаровой

Обольщать и покорять – вот средоточие всех хлопот в наше время. Понаблюдайте на любом балу за нарядами придворных дам. Я поражаюсь: на каждый раут они выбирают туалет еще более роскошный, чем на предыдущий. Не будем даже говорить о драгоценностях! Я понимаю, почему время от времени до меня доходят известия о том, что князь такой-то или граф такой-то разорились! Но это даже хорошо, – засмеялась она, – это развивает высокое ювелирное искусство в России и продвигает наших будущих творцов! Не только Бьенэ, Одио и Оливье Гоб де Жер, знаменитые французские ювелиры, достойны оттенять красоту русских красавиц!

Что до мужчин, будьте осторожны, охота – их любимое занятие, они готовы обещать вам законный брак, все свое состояние и благородный титул. Не доверяйте их слащавым любовным речам, – продолжила императрица, послав мне заговорщицкую улыбку, – они лгут как дышат.

– Ваше Величество, я, конечно же, заметила попытки императора покорить меня, но должна вас успокоить, речь идет лишь о простом флирте.

– Мужчины, Наталья, чем нежнее воркуют, тем больше лгут! Чем больше плачут, тем менее искренни! – насмешливо отозвалась императрица.

– Это не грозит никакими последствиями, Ваше Величество; заверяю вас, что вполне осознаю: любая возможная слабость не только превратится в скандал, но еще и погубит репутацию Александра.

Императрица вполне успокоилась; она полагалась на мою безусловную честность и была уверена в моей преданности.

Эта двойная игра с двумя монархами была слишком завлекательной; я могла гордиться тем, что покорила императора и стала наперсницей императрицы; я начала чувствовать себя важной персоной. Как мне представлялось, советники в «секретных комитетах»[84] должны, без сомнения, испытывать то же легкое опьянение властью и легкое покалывание в сердце, когда они разрабатывали и выстраивали свои политические планы.

– Я счастлива и спокойна, – сказала императрица. – Не то чтобы я опасалась энной любовницы, но мне было бы очень печально лишиться зарождающейся дружбы. Я не хочу вмешиваться в вашу личную жизнь, но должна заметить, что вы поддерживаете весьма очевидные нежные отношения с мсье Жоржем Дантесом де Геккерном. Если вашей целью было вызвать ревность вашего супруга Александра Пушкина, то вы вполне преуспели. Если же целью было вызвать зависть нескольких одиноких или получивших отставку графинь, вы опять-таки попали в точку. Однако остерегайтесь выглядеть символом кокетства, это было бы губительно для супруги знаменитого Пушкина… Повторяю, Наталья, я никоим образом не желаю влиять на ваши предпочтения, но даже при всем желании трудно поставить на одну доску человека, совершившего революцию в русской литературе и поэзии, и комедийного денди, чьи очевидные достоинства сводятся к ловкости лодыжек и искусству целовать дамам ручки на французский манер!

На этот раз императрица выразилась безжалостно.

Я стыдливо опустила глаза, храня молчание; никто, даже император, не осмелился бы ничего противопоставить столь едкой и убийственной картине. Я прекрасно поняла, что она хотела сказать, но в самые несчастливые моменты моей жизни я имела склонность отождествлять себя с героиней какой-нибудь трагедии; в данном случае ни одна подходящая не пришла мне в голову; советы императрицы не помешали мне продолжить воплощать стратегию, которую я для себя наметила. Ничего нового об играх и ловушках двора царица мне не сказала. Вместе с тем мне пришлось пренебречь услышанным, и я продолжила поддерживать, а то и разжигать огонь, пылавший в царе.

Император все сильнее влюблялся в меня; на очередном балу мое присутствие его очаровывало, хотя он старался всячески это скрывать; он исхитрялся множить предлоги, чтобы встретиться со мной. На каждом приеме он укорял меня в том, что не может видеть меня так часто, как ему бы хотелось:

– Наталья Николаевна, почему вы так редко показываетесь? Наверняка супруг держит вас пленницей!

– Нет, Ваше Величество, но он стесняется и чувствует себя неловко в новом мундире.

– Как? – удивился царь. – Не понимаю, я же присвоил ему чин камер-юнкера: проблема решена.

– Мы вам за это бесконечно признательны; я нижайше прошу простить меня, Ваше Величество, но разве чин камер-юнкера не дается только совсем молодым людям? Его мундир немного смешон. Он не решается его надевать.

– Наталья Николаевна, вы бы определились, чего именно желаете, – сказал царь немного устало.

– Нет-нет, Ваше Величество, все замечательно, и наша благодарность не имеет границ, а я особенно тронута всеми знаками внимания, которые вы мне оказываете, – сказала я, глядя царю в глаза…

Мое послание было вполне недвусмысленным!

29. Последний бал

В субботу 23 января 1837 года мы были приглашены на бал к графу и графине Воронцовым. Событие обещало стать памятным, потому что на нем присутствовали император Николай I и императрица Александра Федоровна. Как обычно, Александр брюзжал, недовольный тем, что вынужден меня сопровождать. Весь вечер он пристально наблюдал за моим поведением и за поведением Жоржа.