Тайный дневник Натальи Гончаровой

Император пригласил меня на танец, потом, согласно традиции, проводил на место. Когда я уселась обратно за наш столик, Александр вгляделся в мое лицо.

Жорж громко разговаривал; он смотрел на меня и явно подмигивал. Мне стало неловко; я опустила глаза и сделала вид, что не обращаю на него внимания; исполненный самоуверенности, он повел себя вызывающе, заявив во весь голос, так что Александр не упустил ни единого слова:

– Ma femme Catherine a le même pédicure que sa sœur Natalia; il m’a confié que le COR de Natalia était beaucoup plus beau que celui de ma femme![85]

Крайне довольный собой, он расхохотался, барон последовал его примеру. Я почувствовала, что Александр сейчас вскочит. Положила свою ладонь на его руку, стараясь удержать, и сказала на ухо:

– Саша, прошу вас, сохраняйте спокойствие. Вы же видите, вас стараются раздразнить, будьте умнее.

Александр взял себя в руки, притворившись, что ничего не слышит. Я была чудовищно смущена. Жоржу захотелось поумничать, но он попал в собственную ловушку, упомянув мою сестру. Он желал показать всем присутствующим, что все еще свободен вести себя, как раньше; но было слишком поздно, он, конечно же, корил себя, но старался играть в моих глазах прежнюю роль покорителя сердец.

Сейчас, по прошествии долгого времени, вспоминая эту сцену и видя Жоржа, сидящего между Екатериной и бароном ван Геккерном, я задаюсь вопросом, а КТО в действительности НА КОМ женился? Барон прилип к Жоржу, как рыба-лоцман к китовой акуле. Мне стало его почти жалко; Жорж был как пьяный корабль, захваченный бурей. И теперь обезумевшая стрелка компаса не знала, куда его направить – к барону или ко мне! У Жоржа не было ни единой объективной причины враждовать с Александром, если не считать, что я была его женой!

Появилась Идалия Полетика под руку с элегантным кавалергардом Петром Ланским; я сочла своим долгом пригласить их за наш стол.

Бал начался, очень скоро атмосфера стала удушающей; угадывалось нарастающее напряжение. Казалось, в любой момент какая-нибудь оплошность, двусмысленное слово, неуместное замечание могут послужить искрой, воспламеняющей фитиль. Император завел первый вальс с императрицей; Жорж пригласил Екатерину; Александр, обычно ненавидевший балы, против всех ожиданий встал и подал мне руку. В танце я следила за маневрами Жоржа; он нарочно начал опасно приближаться к нашей паре; я взяла на себя роль ведущей и увлекла Александра в другой конец огромного зала; конфликта удалось избежать. Мы вернулись за стол; теперь у Александра было пресловутое лицо «тигровой кошки»; в голове он уже наверняка готовился к схватке. Идалия и Петр нежно беседовали тихими голосами, как два старых друга; время от времени Идалия бросала на Александра влюбленные взгляды.

– Надо же, – сказала я себе, – и эта попала в «список МЕФИСТО»!

С другого конца стола до меня долетали обрывки их разговора. Расслышав имя Жоржа, я навострила уши:

– Ты по-прежнему его любишь? – спросил Ланской у Идалии.

– Конечно, я от него без ума, но он пленен Натальей!

– Хочешь заполучить его обратно? – сухо поинтересовался он.

– Разумеется, а почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы с тобой преследуем одну и ту же цель: ты любишь Жоржа и хочешь его вернуть, а я… – сказал Ланской.

Я не разобрала конец фразы.

– Главное, чтобы… – ответила Идалия.

– Ты никогда еще не выражалась с такой силой.

Дальнейшее было неразличимо, музыка постоянно перекрывала их голоса.

Ланской весьма красноречиво на меня поглядывал. Он сгорал от желания вальсировать со мной, но его смущал сидящий рядом тигр. Однако он наконец решился, подошел и отдал поклон. Он был на седьмом небе. Простое счастье вдыхать запах моих французских духов, касаться той, кого он считал недоступной, наполняло его радостью. Танцуя, он пытался нашептывать мне банальные любезности; его тело тяжелело с каждым движением, он больше не попадал в ритм, я походила на ускользающую змею-искусительницу. Я забавлялась тем, что изображала на лице загадочную улыбку Джоконды: пристально смотрела на него, погрузившись в глубины дум… Он долго вглядывался в меня, так долго, что, встревожившись, я спросила:

– Вам нехорошо?

– Нет-нет, – пролепетал Петр Ланской, – все прекрасно!

– Вы меня успокоили, – проговорила я, посылая ему самую пленительную из своих улыбок.

И тогда Петр Ланской, не выдержав, бросился в омут:

– Наталья Николаевна, не соблаговолили ли бы вы…

Слова застряли у него в горле, он почувствовал, что смешон; он покраснел, чуть не споткнулся, снова сбился с ритма вальса, постарался собраться и в конце концов сказал:

– Наталья Николаевна, вы воплощенная мечта всех мужчин на этом балу; на вас едва осмеливаются смотреть из страха, что вы исчезнете! Вы вечный мираж.