Тайный дневник Натальи Гончаровой

24 января 1837 года, вечер

Каменный театр, большой вечер балета; хитроумный барон ван Геккерн уверен, что встретит меня вместе с супругом. В антракте, как обычно, Александра окружает толпа поклонниц и поклонников, оттесняя меня и уводя его в уголок зала. Оставшись одна, я смотрю в окно на оживленную улицу, как вдруг барон ван Геккерн, воспользовавшись отдалением Александра, подходит ко мне совсем близко и тихо говорит на ухо:

– Добрый вечер, Наталья, прошу меня простить, но мне необходимо срочно с вами переговорить.

Я очень удивлена.

– Добрый вечер, господин барон, на какую тему?

– Наталья, не буду скрывать, я крайне обеспокоен состоянием здоровья моего сына.

– Слушаю вас.

– Как вы, конечно, знаете, впервые я встретил Жоржа на постоялом дворе, где он тяжело заболел. Его легкие очень чувствительны, он тогда едва не умер от пневмонии.

– Я этого не знала, – отвечаю я. – У него случился рецидив?

– Нет, нет, но меня беспокоят не его легкие, а сердце.

– У него также проблемы с сердцем? Был приступ? Вы меня тревожите, господин барон.

– В действительности все дело в сердце, но не совсем в сердце!

Барон, казалось, разыгрывает сцену из Мольера, когда Арган, мнимый больной, ведет диалог со служанкой Туанеттой: «Легкие, легкие, говорят вам!»

– Господин барон, вы говорите загадками, я ничего не поняла из того, что вы сказали: это сердце, но не совсем сердце! Объяснитесь же, это серьезно?

– Вот что я хотел сказать, Наталья: его сердце разрывается из-за вас!

– Господин барон, ваша шутка неуместна!

– Наталья, Жорж ни в коей мере не скрывал от меня своей страстной к вам любви. Целыми днями он говорит и думает о вас. Он мыслит свою жизнь только рядом с вами, вы идеальная женщина, женщина его мечты.

– Господин барон, вы заставляете меня краснеть, и я очень смущена, слушая эти комплименты.

– У вас жестокий ум, Наталья, вы единственное счастье его существования.

– Но, господин барон, вы забываете, что я замужем за Александром Пушкиным, или же делаете вид, что не обращаете внимания на данное обстоятельство? И разве Жорж отныне не принадлежит моей сестре Екатерине?

– Увы, Наталья, я слишком хорошо это знаю; не хочу выступать подстрекателем, но совершенно ясно, что вы не любите своего мужа.

– Господин барон, я запрещаю вам вести подобные речи. Полагаю, с вашей стороны крайняя дерзость и бесцеремонность затеять со мной этот разговор. Если бы Александр вас услышал, вы были бы убиты на дуэли!

– Не гневайтесь, не гневайтесь, Наталья: благоволите простить мне горячность моих высказываний, но когда встречаешь вас в салонах или на балах, становится ясно, что присутствие рядом супруга не слишком вас радует. Уж больно явно вы скучаете и страдаете. Кстати, он редко бывает с вами предупредителен, видно, как он порхает туда-сюда, а чаще грустно, вяло и обреченно сидит в углу, ожидая окончания бала. Это же очевидно, и все это замечают. Ваши глаза оживляются, вас охватывает радость, луч солнца освещает ваше лицо, только когда Жорж приглашает вас на танец и когда вы пускаетесь с ним вместе в безумные мазурки; разве я не прав?

– Это верно, господин барон, я не могу скрывать и дальше: ваш сын не оставляет меня равнодушной.

– Тогда откуда такая сдержанность? Любовь превыше всех общественных условностей и личных обстоятельств!

– Барон, вы удивительно походите на мольеровского Тартюфа, который при своей якобы набожности и благочестии придумывает иезуитские доводы, чтобы соблазнить Эльмиру.

– О нет, Наталья, что вы такое говорите? Вспомните совет Ронсара: наслаждайтесь жизнью, ловите быстролетный момент, пока вы еще молоды и красивы.

– Что ж, господин барон, раз уж вы призвали на помощь Ронсара, вот что он вам отвечает:

Quand vous serez bien vieux, au soir à la chandelle,
Assis auprès du feu, radotant et bégayant[102]

,

– расхохотавшись, отвечаю я.

Невозмутимый барон даже не спорит; не дрогнув, принимает пущенную мной стрелу и, не давая себя сбить, продолжает:

– Наталья, послушайте меня, я все предусмотрел и организовал до малейшей детали. Бегите с Жоржем за границу; благодаря моему статусу посланника вы получите все охранные грамоты для пересечения границ; ваши дети немедленно к вам присоединятся.

Барон говорит торопливо, бросая боязливые взгляды на собравшийся вокруг Александра кружок. Он опасается театрального звонка, который обозначит конец антракта и мгновенно прервет нашу беседу.

– Барон, вы совершенно безумны!