– Наталья, если бы ваш супруг был примерным мужем, я еще мог бы понять. Но посмотрите обстоятельствам в лицо: он обманывал и обманывает вас каждый день с первой встречной потаскухой! Он всего лишь самый обыкновенный искатель наслаждений, охотник за юбками. Насколько мне известно, он оставляет вас, проводя многие ночи за питьем и игрой в самых грязных трактирах города. О таком ли мужчине вы мечтали? Такой ли жизни желали себе и своим детям? Откройте глаза, Наталья, подумайте о своем будущем! Посмотрите на этих окружающих его куртизанок, которые только и мечтают, как бы отдаться и разделить с ним ложе.
Я замираю, не в силах ответить на его реалистическую речь. Учиненный бароном подробный разбор меня действительно потряс. Это верно, моя жизнь – настоящее фиаско. Барон понимает мое смятение. Довольный тем замешательством, которое вызвал, он цинично добавляет:
– Наталья, я желаю и вашего счастья, и счастья моего сына. Должен вам признаться: еще несколько месяцев назад я опасался намечавшейся дуэли, я боялся потерять Жоржа, но потом я задумался… Вас это без сомнения поразит, но, если бы дуэль должна была состояться сегодня, думаю, это стало бы наилучшим выходом. И вы, и я это знаем!
Как ни странно, слова барона меня не задели; напротив, они позволили мне увидеть для себя иное будущее.
Однако я успеваю прийти в себя:
– Разумеется, господин барон, вы высказали несколько очевидных истин, но они не убедили меня достаточно, чтобы перевернуть всю мою жизнь и разрушить гармонию нашей супружеской четы. Это мое последнее слово. Отныне прошу вас никогда мне докучать разговорами на эту тему. До свидания, господин барон.
– До свидания, Наталья. Мое почтение.
В тот же вечер в санях, везущих нас домой, я поспешила передать Александру дерзкие предложения, с которыми обратился ко мне барон. Однако его рассуждения о быстротечности времени неожиданно погрузили меня в глубокую печаль: через несколько лет я уже не буду прекрасным созданием, покоряющим сердца! Но не это ли участь всех красивых женщин при дворе?
Каждый день перед зеркалом я выискивала малейшую морщинку под глазами или дерзкий седой волос, насмехающийся надо мной; я яростно его выдергивала. Я мечтала остановить неумолимый ход времени. Я не могла позволить себе стареть; я впадала в тоску, когда видела вьющихся вокруг Александра обольстительных юных девиц, которые лишь ждали знака, чтобы забыться в объятиях моего знаменитого поэта. Сколько я ни успокаивала себя, сколько ни убеждала, что сама я – зрелая, расцветшая и по-прежнему желанная женщина, все равно нарастание этой новой нахальной волны с ее фальшивой вызывающей невинностью вызывало во мне смятение и тревогу. В силу обстоятельств бег времени делал меня умнее.
Я старалась не обращать внимания на мелкие житейские неурядицы. Я философски относилась к похождениям Александра; я смирилась со своей судьбой, пытаясь извлечь из нее все лучшее; я становилась фаталисткой и старалась подняться над мелкими бытовыми хлопотами.
Александр (очевидно, как и все мужчины) не видел или не желал видеть тех неприметных изменений, которые во мне происходили. Все его существование заключалось в поэтическом творчестве. Он жил в своем пузыре и время от времени вылезал оттуда, чтобы посвятить мне и главным образом детям несколько счастливых моментов, а потом снова погружался в свой внутренний мир. Мы оставались лишь чужаками, к которым он приходил с визитом; разумеется, он питал к нам и нежность, и любовь, но затем снова исчезал, чтобы в будущем появиться с новым детищем… стихом, сказкой или романом.
Я никогда отчетливо не представляла, какое место занимала в его жизни и чем для него являлась. Возможно, это и есть участь супруги гения? Или же обычная судьба замужней русской женщины, которая существует только через посредство мужчины, с которым живет.
Мои подруги утверждали, что я романтична. Для меня романтизм – это желание с наслаждением кинуться в неизвестность, испытывая изумительное чувство страха. Меня преследовало стремление бросить вызов; чтение современных французских романов подпитывало мою склонность жить мечтой, вымыслом. Мое поведение злило Александра. Он более не довольствовался тем, что в разумных пределах проявлял свою собственническую натуру, он еще и постоянно следил за тем, что я читаю. Когда я ложилась в постель, он постоянно заходил проведать меня, опасаясь, что я сбежала с очередным героем Стендаля или Бальзака! Это была не просто писательская ревность, но и чисто мужское противостояние. Потерпев поражение в качестве Пигмалиона, он испытывал раздражение, едва только веяло другим мужчиной; он предчувствовал опасность.
Утром Александр навещает своего друга художника Брюллова. Вернувшись домой, он получает анонимное письмо (от Идалии!), сообщающее, что Жорж Дантес и я назначили накануне свидание у нее дома; после этого Александр посылает оскорбительное письмо барону ван Геккерну. Он называет его сына «бастардом», а его самого «сводником» и «похабной старухой»!