Тайный дневник Натальи Гончаровой

А позже я случайно узнала, что в 1828 году он посвятил именно это стихотворение нескольким женщинам, и та, кому оно в действительности предназначалось, звалась вовсе не Натальей Николаевной, а… Анной Олениной! Он так в нее влюбился, что даже вознамерился жениться – редчайший случай. Закоренелый холостяк, он поддерживал свою репутацию гуляки и в данном случае полностью ее оправдал.

По случаю помолвки семейство Олениных устроило грандиозный прием; Анна облачилась в роскошное платье, специально выписанное из Парижа. Прибыли многочисленные гости, царила атмосфера всеобщей радости и веселья, со всех сторон слышались добрые пожелания; короче, этот день обещал стать для присутствующих памятной датой. Заранее решили доставить особое удовольствие Пушкину, всегда отмечавшему важные события шампанским; «благословенное вино», как он его называл, лилось рекой. Отец Анны заказал его во Франции через мсье Бонэ, официального представителя мадам Клико в России; та только что зафрахтовала целый пароход с внушительным грузом бутылок в количестве двадцати тысяч, дабы затопить Санкт-Петербург и Москву. Кстати, в ее честь это вино прозвали «Кликовским». Родители жениха и невесты наперебой расцеловывались с гостями и без устали обменивались поздравлениями.

Однако в самый разгар счастливого празднования на собравшихся легла тень: разнесся слух, что император не питает к Александру добрых чувств. Тот сам признал, что является автором скандального и богохульного произведения – «Гавриилиады». Пушкин принес царю письменное покаяние, но действительно ли государь простил его?

Гости давно собрались, и все с нетерпением ожидали знаменитого жениха, но в последний момент тот увильнул, скрылся и сбежал в Москву! Возникло предположение, что верх взяла боязнь потерять свою независимость, отказаться от привычек свободного человека; на самом же деле Анна совершенно не соответствовала идеалу девушки, на которой он мечтал бы жениться: свежей, невинной, хрупкой, с девственной душой, но пылким женским темпераментом.

– Вам понравилось мое стихотворение «Ты и Вы»? – спросил меня Александр.

– Я в восторге, – ответила я. – Мне никогда не приходило в голову столь тонкое различие между этими двумя мирами!

Зная, как многосторонне и необъятно эрудирован Александр, я рискнула сделать ученое замечание:

– Переиначивая немецкого поэта Гете, можно сказать, что для вас «Ты» означает не «избирательное сродство душ», а скорее «душещипательное»…

Довольная собой и гордая тем, что мне удалась игра слов, казавшаяся мне высокоумной, я ждала, что скажет Александр, но напрасно: он, оставаясь невозмутимым, и бровью не повел. Я попыталась исправить случайную неловкость и добавила, правда, раздраженно и чуть резко:

– Вы имеете в виду «сердечное» Ты. Полагаю, вы в него вкладываете нечто особенное, вроде знака небесного. Не обижайтесь, но мне кажется, что эти стихи предназначались не мне!

Александру стало не по себе, он покраснел от смущения и, делая вид, что пропустил мои слова мимо ушей, попытался увести разговор в сторону…

– Если бы вы лучше знали мою мать, – не дала себя отвлечь я, – вы бы сразу поняли, что, когда она говорит «ты», в этом нет ничего «сердечного»! Она использует его со слугами не для того, чтобы установить с ними теплую дружественную связь, а, напротив, желая насладиться своей властью. Это позволяет ей презирать их, унижать, оскорблять. В обращении на «ты» к служанке нет ничего случайного, это сразу определяет соотношение сил, ставя ее в положение зависимое и подчиненное и тем самым низводя на низший уровень; разве она физически не обязана служить нам? Она наше имущество, как и прочие крепостные, настоящие рабы своих владельцев.

– Должен признаться, что стих, который я вам преподнес, ранее предназначался другому адресату. Винюсь, мне стыдно, но я так хотел понравиться вам и покорить ваше сердце, что решил схитрить; понимаю, Наталья, что это не делает мне чести, и нижайше прошу простить меня.

Вы правы, я придал особое значение и превознес это «Ты», которое вовсе того не стоит. Оно служит чем-то вроде лазейки для чувств, помогающей добиться своих целей. На самом деле для меня «Ты» так же ненавистно, как для вас «Вы». Что меня пугает и настораживает, так это жалкое, ужасное «Ты», пробуждающее вас на заре и жестоко отрезвляющее зрелищем двух утомленных тел, жадно любивших друг друга; и тут унылая хмурая реальность вновь вступает в свои права.

– Вы прекрасно помните все ваши победы! – заметила я. – Хотите сказать, что стоит сорвать маску «Вы», как вместе с ней испаряется тайна?

– Именно так, исчезает идеальное существо ваших грез и мечтаний; его образ рассыпается, постепенно уходя в пустоту. Меня всегда ужасало на рассвете это приличествующее «Ты», произнесенное словно для того, чтобы освятить эти мгновения экстаза.