Тайный дневник Верити

Он снова смотрит на меня, и ему даже не нужно объяснять, почему он на нее злился. Он думает, что она въехала в дерево нарочно.

В комнате тихо… В доме тоже. Все замерло.

Потом Джереми подается назад и встает. Я встаю вместе с ним, потому что чувствую: он впервые признался в своих чувствах другому человеку. И, возможно, даже себе. Джереми явно не хочет показывать мне свои эмоции, отворачивается и сцепляет ладони на затылке. Я опускаю руку ему на плечо и встаю перед ним, хочет он того или нет. Кладу руки ему на талию, прижимаюсь лицом к его груди и обнимаю его. Он с тяжелым вздохом обнимает меня в ответ. И крепко сжимает – становится ясно, что ему уже очень давно не хватает таких объятий.

Мы стоим так дольше, чем следует, и постепенно нам обоим становится ясно, что пора друг друга отпустить. Его руки расслабляются, и в какой-то момент мы больше не обнимаемся. Мы просто держим друг друга. Чувствуя, насколько давно каждый из нас не испытывал ничего подобного. В доме тихо, и я слышу, как он пытается задержать дыхание. Чувствую его неуверенность, когда его рука медленно перемещается к моему затылку.

Мои глаза закрыты, но я открываю их, потому что хочу на него посмотреть. Какая-то неведомая сила откидывает мою голову назад, в его ладонь, и я поднимаю лицо с его груди.

Он смотрит мне в глаза, и я не знаю, хочет ли он поцеловать или отстраниться, но, в любом случае, уже слишком поздно. Я поняла все, о чем он пытался умолчать, по его объятиям. По тому, как он перестал дышать.

Я чувствую, как он притягивает меня к своим губам. Но потом резко поднимает взгляд и опускает руки.

– Привет, дружок, – говорит Джереми, глядя через мое плечо. Отпускает меня. Делает шаг назад. Я хватаюсь за спинку стула – мне кажется, я стала весить в два раза больше, когда он меня отпустил.

Оборачиваюсь и вижу Крю, мальчик смотрит на нас. Безо всякого выражения. Сейчас он очень напоминает Харпер. Он замечает коробку с фотографиями на столе и спешит к ней. Почти прыгает.

Я поспешно отхожу назад, напуганная его поведением. Он берет фотографии и сердито бросает их обратно в коробку.

– Крю, – мягко говорит Джереми. Он пытается взять сына за запястье, но Крю отдергивает руку. – Эй, – Джереми наклоняется к мальчику. Я слышу в его голосе смятение, словно он впервые видит Крю в таком состоянии.

Крю начинает плакать, продолжая бросать снимки в коробку.

– Крю, – повторяет Джереми, не в силах скрыть беспокойства. – Мы просто смотрим фотографии.

Он пытается прижать мальчика к себе, но тот вырывается из объятий. Джереми снова хватает Крю и прижимает к груди.

– Убери их! – кричит мне Крю. – Я не хочу их видеть!

Я собираю оставшиеся фото и складываю в коробку. Закрываю ее крышкой, поднимаю и прижимаю к груди, пока Крю пытается вырваться от Джереми. Джереми берет его на руки и поспешно покидает кухню. Они отправляются наверх, а я остаюсь стоять на месте, потрясенная и напуганная.

Что это было?

Наверху все тихо уже несколько минут. Я не слышу, чтобы Крю дрался или кричал, и, наверное, это хороший знак. Но чувствую слабость в коленях и тяжесть в голове. Мне нужно лечь. Возможно, не стоило принимать два ксанакса. Или, возможно, не стоило вытаскивать фотографии и рассматривать их перед семьей, которая еще не оправилась от потери. Или же не стоило почти что целоваться с женатым мужчиной. Я потираю лоб, внезапно чувствуя острое желание убежать прочь и никогда не возвращаться в эту обитель горя.

Почему я до сих пор здесь?

11

Даже в разгар дня, когда солнце несет дозор над нашей частью мира, в этом доме как-то жутковато. Сейчас четыре часа. Джереми снова работает на пристани, а Крю играет рядом на песке.

Дом наполнен тревожной энергией. Она здесь всегда, и, кажется, я никак не могу от нее избавиться. Ночью становится еще хуже, мрачнее и напряженнее. Уверена, основная проблема – в моем восприятии, но от этого не легче, потому что происходящее в нашем сознании может быть не менее опасно, чем реальные угрозы.

Вчера вечером я проснулась, чтобы сходить в туалет. Мне показалось, я услышала в коридоре звук шагов – легче, чем у Джереми, и тяжелее, чем у Крю. Затем, вскоре после этого, будто бы скрипели ступеньки, одна за другой, словно кто-то крался по ним, стараясь ступать как можно осторожнее. Я не сразу смогла снова заснуть, потому что в доме такого размера звуки неизбежны. А в воображении писателя любой звук становится угрозой.

Моя голова резко поворачивается в сторону двери кабинета. Я начеку, даже теперь, но слышу лишь голос Эйприл, которая разговаривает с кем-то на кухне. Такой успокоительный тон она обычно использует в разговорах с Верити, словно пытаясь уговорить ее вернуться к жизни. Я никогда не слышала, чтобы Джереми разговаривал с женой. Но он признался, что злится на нее. Интересно, он ее еще любит? Сидит в ее комнате и рассказывает ей, как скучает по звуку ее голоса? Мне кажется, это в его духе. Или было бы в его духе. Но теперь?