Не знаю, как относиться к собственному поступку – чтение этой автобиографии кажется неправильным по многим причинам, но это не так плохо, как если бы я пересекла с ним черту физически.
Он не может стать моим в реальной жизни, но я могу узнать, каков он в постели, и, возможно, использовать это в своих фантазиях.
Я была близка к нервному срыву. Я это чувствовала. Или как минимум к скандалу. Вспышке гнева. Истерике. Хотя это было бы неправильно.
Но я уже просто не выдерживала. Если одна из них не плакала, то плакала другая. Если одна из них не хотела есть, то хотела другая. Они редко спали одновременно. Джереми очень помогал и брал на себя половину забот, и если бы у нас был только один ребенок, я бы отдыхала. Но их было двое, так что каждый из нас становился одиноким родителем одного ребенка.
Джереми по-прежнему работал риелтором, когда родились девочки. Он взял две недели отпуска, чтобы мне помогать, но они прошли, и ему пора было возвращаться на работу. Няню мы позволить себе не могли, мой аванс за первую рукопись был небольшим. Я ужасно боялась оставаться одна с детьми, когда ему каждый день придется уходить из дома на девять часов.
Но когда Джереми вернулся к работе, это оказалось лучшим, что со мной когда-либо случалось.
Он уходил в семь утра. Я просыпалась вместе с ним, чтобы он видел, как я забочусь о девочках. Когда он уходил, я клала их обратно в колыбели, отключала видеоняню и возвращалась в кровать. Со дня его возвращения на работу я начала высыпаться лучше, чем когда-либо прежде. Мы жили в угловой квартире, и их комната не соприкасалась с другими жильцами, поэтому никто не слышал, как они плачут.
Даже я не слышала, как они плачут, когда использовала беруши.
Спустя три дня после возвращения Джереми на работу я почувствовала, что жизнь налаживается. Я спала целыми днями, но перед возвращением Джереми я кормила их, купала и начинала готовить ужин. Каждый вечер, когда он заходил домой, дети вели себя спокойно, потому что о них наконец позаботились, из кухни доносился аромат еды, и он приходил в полный восторг от того, как здорово я справляюсь.
Ночные кормления меня уже не напрягали, мой режим перестроился. Я отсыпалась, пока Джереми был на работе. А девочки довольно неплохо спали по ночам, потому что уставали после целого дня плача. Но, возможно, плакать было даже полезно. По ночам, когда все спали, мне удавалось писать, так что у меня даже продвигалась карьера.
Единственное, чего мне не хватало – интимной жизни. Мой врач еще не разрешил мне заниматься сексом, потому что с их рождения прошло всего четыре недели. Но я знала – если мне не удастся вдохнуть жизнь в эту сферу нашего брака, разрушение может быстро распространиться и на другие области. Ужасная сексуальная жизнь – словно вирус. Ваш брак может быть здоровым во всех других отношениях, но если вымирает секс, он начинает заражать все прочие аспекты.
И я твердо решила, что не позволю этому случиться.
Я попыталась заняться с ним сексом, но Джереми боялся сделать мне больно. Даже хотя у меня было кесарево сечение, он беспокоился из-за шва. Он прочитал в интернете, что не может даже ласкать меня пальцами, пока не получит одобрение от доктора, а до осмотра оставалось еще две недели. Он отказался заниматься со мной сексом до одобрения профессионального медика.
Я же не хотела ждать так долго. Не могла. Я скучала по нему. Скучала по нашей связи.
Той ночью Джереми проснулся в два часа ночи, потому что мой язык скользил по его члену. И я почти уверена, что он стал твердым как камень еще до полного пробуждения.
Я поняла, что он проснулся, лишь по тому, что его рука легла на мою голову и пальцы вцепились в волосы. Это было единственное движение, которое он сделал. Он даже не оторвал головы от подушки, чтобы на меня посмотреть, и по какой-то причине мне это понравилось. Я даже не уверена, что он открыл глаза. Он лежал неподвижно и молчаливо, пока я сводила его с ума языком.
Я лизала его и дразнила прикосновениями минут пятнадцать, но в рот не брала. Я знала, как сильно он этого жаждет, но не хотела, чтобы он кончил во рту. Я хотела, чтобы он отымел меня впервые за несколько недель.
Его рука нетерпеливо сжимала мой затылок и прижимала меня к члену, он молчаливо умолял взять его в рот. Я отказывалась и продолжала бороться с рукой, целовала и лизала его, хотя он хотел лишь одного – оказаться во рту.
Убедившись, что я довела его до состояния, когда страсть пересиливает заботу, я отстранилась. Он двинулся следом. Я упала на спину и раздвинула ноги, и он оказался во мне, не задумавшись ни на секунду. Он даже не был осторожен. Мой язык словно свел его с ума, потому что он входил в меня с такой силой, что