Тайный гость

– Охотно соглашусь, Иван Ульянович, – ухмыльнулся Проестев, – но сам подумай, царю тоже плохие врачи не нужны. Ты уж поднатужься, голубчик. После всего, что было, тебе угодить царю – все равно что заново родиться. Сделай все хорошо – и нам польза, и тебе прибыток будет!

Проестев встал со стула, хлопнул зазевавшегося здоровяка Голышкина по плечу и направился к двери, но у порога вдруг обернулся и недобро сверкнул глазами:

– Как говорится, скатертью тебе дорога, посол! Главное, не забудь сегодняшний день. Хорошо его запомни…

Только когда русские ушли, Мейрик наконец выдохнул с облегчением и, почувствовав, что его сорочка насквозь мокрая от пота, содрогнулся. Когда посол вспоминал дьявольский взгляд начальника Земского приказа, его сердце невольно сжималось от безотчетного страха. Тем не менее, едва успокоившись и заново осмыслив произошедшее с ним, он вдруг испытал невероятное удовлетворение.

– Во всяком случае, есть во всем этом и положительный момент, – сказал он себе, – вино не отравлено. Я жив, и это чертовски хорошая новость!

Проестев со всех ног спешил в Кремль. Ему не терпелось рассказать государю, как ловко он напугал надменного и лживого англичанина. Об этой маленькой услуге Михаил лично просил его накануне. Расставшись с Голышкиным у Пыточной башни, Проестев, наплевав на приличия, бегом пересек кремлевские улицы и, пройдя Красные ворота, оказался внутри царского двора. Здесь он не пошел, как все посетители, через парадные сени, а, обладая с некоторых пор преимуществами доверенного человека, воспользовался тайным ходом Золотой палаты. Так он напрямую попал в личные покои молодого царя.

Открыв потайную дверь в домашней молельне, Проестев сразу услышал громкие голоса, доносившиеся из государевой престольной. Михаил был не один. Второй голос трудно было спутать с кем-либо. Принадлежал он матери царя, Великой государыне инокине Марфе Ивановне. Разговор между матерью и сыном явно шел на повышенных тонах, а поскольку вмешиваться в семейную ссору венценосных особ начальник Земского приказа счел неразумным, он просто решил все подслушать. Воспользовавшись щелью в тонкой перегородке, он даже смог подсмотреть, без особого риска при этом быть замеченным кем-то из спорящих.

Инокиня Марфа грузно восседала на царском троне, сверху вниз глядя на Михаила, сидевшего рядом на небольшом скабелло[143], каким-то чудом пережившем смуту и польскую оккупацию. Стул был неудобный, поэтому царь все время вертелся и менял положение тела.

– Ты чего вертишься, когда с матерью разговариваешь? – грозно окрикнула Марфа и положила на плечо Михаила свою руку.

– Неудобно! – признался царь, морщась.

– Неудобно теперь мне! – осадила сына мать. – Говорила тебе, Мишаня, избавься от Машки. Не должна она родниться с царским домом. Беда будет! Не слушал мать, а беда вот и пришла!

– О чем ты, матушка, чем опять Маша перед тобой провинилась?

– Не передо мной, а перед тобой. Перед всем народом!

– Эка ты хватила, маменька! Так уж и перед всем народом?

– Не смейся, дурень, тут нет никого, потому говорю не таясь. – Марфа протянула руку и взяла с приставного столика один из свитков. – Для чего заключаются браки у царских особ? Чтоб потомство иметь! Чтобы род не пресекся! Но твоя Машка и здесь не сдюжила!

Царь возмущенно замотал головой.

– Вздор! Зачем нести такую нелепицу! Маша лишь приболела слегка.

Марфа криво ухмыльнулась и протянула свиток Михаилу.

– Вздор, говоришь, нелепица! На вот, почитай.

– Что это? – насторожился Михаил.

– Врачебная сказка архиатора твоего, Бильса.

Царь читал, и глаза его округлялись от удивления.

– Как такое может быть? Тут написано: «Царская невеста к государевой радости непрочна».

– А что непонятно? – засмеялась Марфа. – Ты, Миша, как ребенок. Ялая[144] твоя Машка!

– Нет! Доктор Валентин[145] два дня назад совсем другое писал, мол, плоду и чадородию от того порухи не бывает!

– Ну писал, а теперь другое написал. Медицина – дело темное. Случается, и хорошие доктора ошибки делают. Теперь вот взял и осознал. Там кроме него и врач Бальсыр[146] расписался.

– Все равно не верю!

– Экий ты, Миша, упрямец, право слово!

Марфа в сердцах плюнула себе под ноги и тут же испуганно сотворила крестное знаменье.

– А не хочешь тогда еще одну занятную бумагу? – Марфа взяла со стола свиток, значительно более увесистый, чем первый.

– Что это? – кивнул царь, даже не делая попытки взять в руки протянутый документ.

– Допросные листы ведьмы одной, Акулины Нетесовой, старой мамки невесты твоей, Машки, которая признается, что обучала Хлопову ворожбе и другим колдовским премудростям. О том есть подтверждение от другой Акулининой ученицы, жонки Манефы, вдовицы истопника Куземки Мокеева… Еще хочешь?

– Хватит!

Михаил поднял на мать бледное, вмиг осунувшееся лицо и спросил, едва шевеля губами:

– Что ты собираешься с этим делать?

– Что и положено матери государя, дабы пресечь смуту в державе нашей. Созову Земский собор! Пусть он решает, что делать! А вот какую из двух грамот он рассматривать будет – решать, Миша, тебе!