Тайный сообщник

Однажды вечером, в мою вахту, Джек прошел на корму, чтобы отпустить рулевого на ужин. Не успел он миновать грот-люк с подветренной стороны, как услышал я хлопки, – кто-то в шлепанцах бежал по палубе. Раздался вопль, и появился наш цветной кок – он гнался за Джеком с разделочным ножом в руке. Я вскочил, чтобы вклиниться между ними, хоть и понимал, что не успею. Тут Джек резко обернулся и выбросил руку, а кок попытался его пырнуть. Но не дотянулся. Снова и снова кок прокалывал пустоту, и лезвие не доставало до Бентона добрых четыре дюйма. Вдруг у нападающего повисла правая рука и в сумерках блеснули белки закатившихся глаз; он опрокинулся на кофель-планку. Наконец добравшись до него, я перехватил и правую, с ножом, и левую, уже вцепившуюся в кофель-нагель. Боялся, как бы он не пустил увесистую деревяху в ход. Смотрю, а Джек стоит и таращится на кока, будто ничегошеньки не понимает. Кок же стоять не может, он держится за кофель-нагель и вовсю зубами стучит. Нож из его лапы выскользнул и воткнулся в палубу.

– Да он спятил! – воскликнул Джек Бентон. А больше ничего и не сказал. Ушел на корму.

Слегка очухавшись, Лоули взволнованно прошептал мне на ухо:

– Их было двое! Господь свидетель, второй тоже тут!

Мне бы за ворот схватить кока да встряхнуть хорошенько, а я только нож подобрал и вручил ему, велев возвращаться на камбуз и больше не дурковать. Понимаешь ли, он колол не Джека, а того, кто ему привиделся. Кок обезумел от страха, и я не мог его за это винить – у самого с той ночи, когда мы ставили трисель, нет-нет да и проползал холодок по хребту.

Заметив, что кок с ножом побежал в сторону кормы, матросы пустились вдогонку, но опоздали – я перехватил его раньше. О случившемся неохотно поведал парень, который недавно со мной разговаривал.

– Да что тут рассказывать? – проворчал этот рыжеволосый низкорослый крепыш. – Мы ужинали, и с нами был Джек Бентон. Сидит он всегда возле левого борта, у того края стола, который ближе к корме. Его брат обычно садился рядом. Кок дал парню доесть пирог – здоровенный оставался кусище, – и, управившись с ним, Джек даже не задержался перекурить, он спешил подменить рулевого. Тут вышел из камбуза кок, увидел пустую Джекову тарелку – и будто его обухом шарахнули. Стоит и пялится. А нам всем и невдомек, с чего это он ошалел, пока мы сами к тарелке не пригляделись. На ней, сэр, две вилки, бочок о бочок. Тут кок хватается за нож и вылетает через люк что твоя ракета. Да, мистер Торкельдсен, лежала там лишняя вилка, все мы ее увидели и в руках подержали. А у каждого из нас была своя. Вот и все, что я знаю, сэр.

Смеяться над этой историей мне вовсе не хотелось, и я надеялся, что ее не услышит старик. Конечно же, он бы не поверил. Ни один шкипер не потерпит, чтобы матросы травили подобные байки, потому как дорожит репутацией своего судна.

Вдобавок никому, кроме Лоули, не являлся на борту призрак, и необязательно быть в стельку пьяным, чтобы тебе мерещилась чертовщина. Я боялся, что наш кок слаб на голову (позднее это подтвердилось) и, ежели он не прекратит дурить, у нас могут быть серьезные неприятности. Но кок опамятовался. Два-три раза я замечал, как он с подозрением косится на Джека Бентона, и однажды подслушал его разговор с самим собой: «Их двое! Боже милостивый, их тут двое!»

О списании больше не заходило речи, однако я не сомневался: если в ближайшем порту он сойдет на берег, мы его больше не увидим. Кок даже свой баул с вещами не заберет и заработанных денег не попросит. Он перепуган до смерти и не успокоится, пока не наймется на другое судно. Увещевать человека, которому привидения мерещатся, – все равно что посылать на топ мачты перетрусившего юнгу.

О случившемся в тот вечер Джек Бентон ни словечком не обмолвился. Мне неизвестно, знал ли он о двух вилках и понимал ли, отчего взбеленился кок. Матросы-то замечали, как тяжко Джеку, с каким трудом он держится. Внешне спокоен, даже слишком, а лицо напряженное; нет-нет да и пробежит по этому лицу судорога, когда парень стоит у штурвала, и тотчас он резко оглянется назад.

Рулевой так делает, только когда к корме подбирается чужое судно. Бентон же озирался беспричинно, и вот что примечательно: другие матросы как будто заразились от него, они тоже вертели головой на штурвальной вахте. Однажды это не укрылось от глаз старика.

– Ты чего оглядываешься? – спросил капитан.

– Просто так, сэр, – ответил рулевой.

– Лучше на крюйс-бом-брамсель смотри. – Старик будто забыл, что нет у нас прямых парусов.

– Слушаюсь, сэр, – ответил матрос.