Я поспрашивал у матросов насчет Джека Бентона, и один сказал мне, что парень не ходит на камбуз и вообще почти ничего не ест, только кофе хлещет при любой возможности. А еще он скурил свой запас табака и взялся за оставшийся от брата.
– Сэр, кок считает, тут что-то не так, – сообщил матрос, и глядел он при этом на меня смущенно, будто опасался, что не поверю. – Говорит, за сутки съедается столько же, сколько и до Джимова падения, хотя у нас теперь на одного едока меньше, а другой брат к пище не притрагивается. Я ему: это, поди, юнга харчишки подворовывает, а он – на дыбы.
Если бы юнга съедал лишнего, он и работал бы больше, потому как в мире все уравновешено, вот что я ответил матросу. Он как-то странно усмехнулся и снова посмотрел мне в глаза.
– Так-то оно так, сэр… Так, да не так, и все это видят.
– А что не так?
– Что не так? – переспросил матрос, заметно серчая. А то, сэр, что есть на шхуне роток, который съедает свою пайку наравне с нами, аккурат по склянкам.
– Может, он и табачком балуется? – хотел я отшутиться, да вспомнил мокрую трубку.
– Должно быть, свой курит, – тихо, мрачно ответил матрос. – А когда весь скурит, будет брать чужой.
Было около девяти утра – я запомнил, потому что меня позвал капитан и велел постоять у хронометра, пока сам работает с секстаном. За многими старыми шкиперами водится привычка ключ от хронометра держать в жилетном кармане, а координаты определять при помощи часов-луковицы, и помощник может только гадать, сколь велика погрешность при подобном счислении. Наш Хэкстафф, слава богу, был не из таких. Частенько он позволял мне обрабатывать замеры, а потом проверял мои выкладки, за что я ему сердечно признателен. Надо сказать, у него был глаз-алмаз, подмечавший даже ошибки в логарифмировании. Иной раз предупредит, что поправка на уравнение времени у меня выйдет не с тем знаком, – а сам вроде еще даже не закончил с «полусуммой минус высота». В расчетах он всегда оказывался точен. Помимо тонкостей управления шхуной, шкипер знал много всякой всячины о железных кораблях, например, как на них ведут себя компасы и для чего служит девиационный прибор. Почему такой опытный мореход очутился на шхуне, для меня загадка. Он ничего о себе не рассказывал. Вероятно, служил когда-то штурманом на громадине со стальным корпусом и прямыми парусами, да по какой-то причине не удержался там. А может, не штурманом был, а капитаном и однажды сел на мель – небось не по своей вине, да все равно пришлось начинать карьеру сызнова. Речь у него была простая, как у нас с тобой, но не всегда – иной раз говорит, будто книжку умную вслух читает. Доводилось мне толковать кое с кем из ученых бостонцев – вот очень похоже. У нас с тобой хватает приятелей-моряков, знававших лучшие времена. Может, Хэкстаффу довелось послужить на военном флоте, да только я в этом сомневаюсь, уж больно хорош он был на торговом судне. Наш брат-торгаш парус чувствует, а среди вояк это редкость. Встречали мы с тобой матросов, носивших в кармане сертификат судоводителя – или наш, или от английского Комитета по торговле. Доверь такому парню секстан да позволь взглянуть на хронометр, и он тебе вычислит двойную высоту не хуже, чем капитан большого корабля. Навигационное мастерство – это лишь малая часть судовождения, но уж если пришел в нашу профессию, изволь им овладеть.
Уж не знаю, как дошла до капитана весть о происходящем на баке. Может, камбузный юнга донес, а может, вечером матросы чесали языки возле рубки, когда сменялась вахта на руле. Короче, он прослышал, а утром, едва продрав глаза, всех нас собрал на корме и прочитал нотацию. Ничего такого, чего не стоило бы от него ждать. Мол, причин для недовольства у него нет, на этой шхуне каждый трудится добросовестно, а потому он склонен считать, что матросы отвели душу и взялись за ум. Мол, порядки на его судне всегда были мягкие, он не любитель крутых мер, а следовательно, вправе рассчитывать на ответное понимание. Короче, прекращайте заниматься всякой ерундой. Случилась у нас большая беда, сказал он, да только нет в этом ничьей вины. Потеряли мы парня, которого уважали и любили; впору посочувствовать его брату, коль скоро свалилось на него такое горе. А потому дурацкие детские выходки тут не просто неуместны, они подлы, несправедливы и недостойны мужчин. Речь идет о школьных проделках с вилками, ложками, трубками и тому подобном. Немедленно прекратить безобразия, и точка. Разойтись по своим местам.
Мы разошлись.
Но безобразия не прекратились. Куда там! Палубные матросы следили за коком, кок – за матросами. Как будто надеялись поймать с поличным возмутителя спокойствия. Но мне думалось, чутье каждому подсказывало: розыгрыши тут ни при чем.