Новое место было просторным, да и ближе к деревне. Открывались новые перспективы, от которых захватывало дух. Но сам Мишка так и оставался одиноким и диким. Иногда он заезжал в Столбовое к хорошим знакомым. Встречали его, как полагается. Мишку любили за его широкую натуру. Да и сам он никогда не приезжал пустым. За «поллитрой» решались житейские дела и обсуждались свежие новости. Выходя от деда Василия (дед был закадычным приятелем его отца), он, немного пошатываясь, брел к себе на пасеку. Дорога была неблизкая. В нос лезли весенние запахи, оживляя в душе и теле омертвевшие за долгую зиму уголки памяти. Это было словно впервые, и в тоже время до боли знакомое чувство какой-то детской безусловной любви, за которую ничего не надо. На вербах уже суетились пчелы, собирая первую, и самую благодатную пыльцу. Сами вербы, покрытые прозрачным пухом, светились на солнце, и делали невзрачный весенний лес воздушным.
В Столбовом многие держали пчел. «Где-то и мои пчелы летают», – разговаривал сам с собой Мишка. «Дед все же успел сунуть в рюкзак что-то. Вот старая телега», – смеялся он над бесхитростной щедростью старика. Дед Сухарев был знаком ему еще с пеленок и всегда был искренне рад, когда Михаил заглядывал к нему в гости. Захмелевший от завстречной стопки, он как обычно что-то бурчал себе под нос, покрикивал без злобы на хозяйку, прохаживаясь по двору маленькими шажками и шаркая по кирпичному тротуару своими вечными сапогами. Очень обижался, что сыновья потеряли к нему уважение и вечно куда-то спешат. Отец был для них уже не авторитет. Мёд качают, не предупредив, дрова тоже без него готовят. Даже выпивать не зовут. На это Вася обижался более всего, но всегда оставался для всех человеком отзывчивым и открытым. Всякий раз предлагал коня, чтобы ноги не бить зря. Тут же из глаз катились слезы.
«Коня-то спёрли наркоманы», – спохватывался он и махал рукой. Потерю дед переживал сильно. Двадцать лет – срок немалый; конь заменял ему все. Сколько Мишка знал себя, всегда у Васи был один и тот же конь.
В рюкзаке за спиной что-то побрякивало. Что, Мишка уже не помнил. Кажется, банка соленых огурцов. Хмель мягко растекался по телу, а душа радовалась вечернему солнцу, лучи которого окрашивали молодую листву в красноватые цвета. Он улыбался оттого, что у него было радостно на душе, и брел, путаясь во множестве проторенных дорог, ведущих в верховья Столбовки.
Дорога проходила по долине реки, среди загадочных, молчаливых сопок, и Мишке казалось, что лучше мест на земле, может быть, и нет. Щедрая тайга испокон веков кормила деревню, а там, где горы кончались, казаки выращивали хлеб. Жили вольготно. Все: и Козыревы, и Сухаревы, и Драгуновы, что проживали в деревне большими семьями, – были из казаков и, как ни удивительно, приходились дальними родственниками ему.
Его пасека стояла в десяти километрах от деревни на небольшом пригорке, уходящем в длинный крутой ряж, густо заросший молодой широколистной липой. Выделяла она не часто, но если такое случалось, то мёда натаскивали столько пчёлы, что не хватало тары. Это было самое красивое и удобное место из тех, где ему довелось быть. Рядом пробегал ручей и впадал в Столбовку. В этой небольшой лесной речке все лето держался хариус, а осенью заходила красная рыба. Здесь сходились распадки, образуя просторную долину, в которой всегда было много света и никогда не было духоты. Издали пасека напоминала целый город, к которому приложило свои руки не одно поколение пчеловодов. Там было много строений, но все это было ветхим и старым. К тому же прежний горе-хозяин по имени Колюня-жид основательно загадил место. Где ни попадя валялось железо, битая посуда и консервные банки. Еще пара лет, и место напоминало бы плюшкинскую усадьбу. Все это надо было убрать, и приходя на пасеку, даже под мухой, он всегда закатывал рукава и принимался за дело.
Автобус почему-то остановился напротив магазина.
– Деревня! – выругался Мишка и поплелся к выходу. До дома было еще идти да идти, но в магазин заглянуть не мешало. Правда, вспомнив о пустых прилавках, всякое желание заходить туда у него пропало.
Он остановился прямо посреди дороги, не обращая внимания на проезжавшие мимо машины. У входа, спиной к нему, стояла молодая женщина. Из-за яркого вечернего солнца ему приходилось всё время щуриться. Неожиданно он поймал себя на мысли, что хочет познакомиться с ней. Она долго не поворачивалась. Рядом крутилась девчонка лет шести с удивительно голубыми огромными глазами и белоснежной россыпью прямых тонких волос. Ему еще не доводилось видеть таких белых волос. Не было сомнения, что это была ее дочка. Он почувствовал, что испытывает непреодолимый интерес к незнакомке, хотя понимал, что со стороны это выглядит не очень прилично. Он ещё не знал, с чего начать знакомство, но ноги уже потащили его вперёд, словно кто-то подталкивал его со спины.