Священник долго смотрел на него, чуть приподняв брови. Ему надо было выиграть время.
— Кто знает! — ответил он наконец и двинулся дальше.
Полицейские методически простукивали стены прикладами, и он сказал им, укоризненно качая головой:
— Здесь нет ни галерей, ни подземелий. Тем более потайных комнат… Все это легенды. Все на виду, все перед вами…
Лицо полковника явственно выражало скуку.
Перед дверью ризницы военные остановились, ожидая, что молодой священнослужитель откроет ее. Но тот пошел дальше. Даже темные очки не могли скрыть хищного блеска, появившегося в глазах полковника.
— Эй, отец!
Тот равнодушно обернулся:
— Что?
— А эта дверь?!
Священник медленно приблизился, смущенно потирая щеку.
— Очень сожалею, — сказал он огорченно, — но туда вам нельзя входить. Это святое место…
Священник стоял с видом мальчишки, пойманного на месте преступления. Можно было легко заметить, как он испуган.
— Откройте ее! — крикнул полковник, подняв пистолет. — Сейчас это не имеет значения!
— Не открою.
— То есть как это?!
Солдаты загремели оружием. Угрожающий лязг затворов погребальным звоном разнесся по коридору. С нарочитым спокойствием отец Гонсалес встал спиной к двери, раскинув руки.
— Сюда нельзя входить, — решительно повторил он. — Это святое место…
— Прочь!
Полковник оторвал его от двери и швырнул на пол. Сутана священника задралась, открыв ноги в серых брюках.
От четвертого удара дверь, затрещав, отворилась. Раздались ликующие возгласы солдат:
— Они здесь! Здесь!
Чернота дверного проема поглотила людей в форме. Из комнаты послышались шум и грохот, от которых, казалось, задрожало все здание.
Священник, сидя на полу, покусывал губы. Его глаза насмешливо поблескивали, хотя лицо оставалось серьезным. Он уже стал подниматься, когда четверо военных вышли из комнаты с разочарованным и расстроенным видом.
— Пошли отсюда, — сказал полковник, держа в правой руке уже не пистолет, а очки. — Я должен глотнуть свежего воздуха. От этой чертовой рухляди блевать хочется. Одно церковное тряпье!
— Не понимаю, почему же тогда он… — начал было один из полицейских, кивнув в сторону священника, который уже стоял, сокрушенно потупясь.
— Потому что попы считают эти тряпки священными, — взревел полковник.
— Пошли! Будь они прокляты!
Они загромыхали сапогами по коридору, бестолково тыча оружием в темные углы. Священник, осмотрительно держась подальше, следовал за ними.
Военные вышли к лестнице через боковую дверь, не заметив Немесио; и пока они спускались, и еще долго потом священник стоял на паперти и глядел им вслед. Затем отряхнув полы сутаны, вернулся на то место, где упал от толчка полковника. Даже не посмотрев на дверь, взломанную солдатами Батисты, он открыл другую, напротив.
В комнате, куда он вошел, находились те четверо, которых глухой видел в ризнице. Двое молодых парней в рубашках с закатанными рукавами притаились в углу около двери. У стены держались светловолосый юноша и широкоплечий негр в синем костюме. Все стояли, хотя в комнате было достаточно стульев. Люди окружили священника, скрестившего руки на груди с серьезным и спокойным видом. Но глаза его щурились от еле сдерживаемого смеха.
— Ушли? — спросил светловолосый, дружески опуская ладонь на плечо священника.
— Да, Роландо, ушли, — кивнул тот. — Ушли с божьей помощью.
Негр внимательно взглянул ему в лицо.
— Но над вами глумились, отец, — сказал он, — мы слышали вага разговор с ними, шум борьбы.
Священник покачал головой и снова отряхнул полы сутаны.
— Борьбы не было. Просто мне дали пинка, и все… Но мы теряем время, а вам надо готовиться в путь. Все идут?
— Не все… — ответил Роландо. Потом указал на двоих парней. — Только они… До нас, видно, еще не дошла очередь.
Отец Гонсалес пристально посмотрел на него и улыбнулся.
— И до вас дойдет, — спокойно сказал он. И чуть дрогнувшим голосом добавил: — Нужно верить…
Роландо взглянул на негра, на тех, кому надо было уходить:
— Я не сказал святому отцу… — Поколебавшись, он продолжал: — Этот, — и кивнул на негра, — хочет бороться вместе с нами.
Видно было, что Роландо подыскивает слова, но говорить не решается. Негр смотрел на Роландо спокойно и дружелюбно. Священник и молодые парни так же дружелюбно и с некоторым любопытством смотрели на негра.
— Он коммунист! — наконец решившись, отрубил Роландо и сразу успокоился.
— Да, сеньор, я коммунист, — с достоинством повторил негр. Видно было, что его нимало не смущало изумленно-вопросительное выражение глаз отца Гонсалеса.
— Синтра привел вас сюда… — помолчав, начал священник и покосился на Роландо. — А раз так — добро пожаловать! Искренне желаю вам удачи.
— Спасибо, отец.
Роландо Синтра объяснил:
— Он был профсоюзным вожаком. У него широкие связи в рабочей среде… Известно, как мы нуждаемся в поддержке рабочих! Надо избавить их от Мухаля[119] и вооружить против Батисты.
— Но для этого ведь есть парни из ХОК[120],— пробормотал отец Гонсалес.
Роландо посмотрел на него с выражением усталости и нетерпения.