Так говорил Бисмарк!

Мы могли бы сделать безопасною для себя всю французскую армию, взятую нами в плен после битвы под Седаном, если бы ее уничтожили тогда. Но мы это упустили из виду благодаря гуманности и доверию к данному нам слову. Капитуляция была приведена в исполнение, и мы должны были предположить, что все офицеры на нее согласны и готовы принять все условия, которые она на них налагала; в противном случае нас следовало предуведомить, и с исключениями мы так и поступили бы, как с исключениями, т. е. не оказали бы этим господам такого доверия, какое оказывали другим, или, иными словами, их лишили бы той свободы передвижения, которою они теперь так постыдно воспользовались. Правда, что большая часть пленных офицеров осталась верна своему слову, так что на эти случаи можно было бы не обращать более внимания. Но дело принимает другой оборот ввиду того, что временное правительство Франции поощряет это бесчестное отношение офицеров к данному слову тем, что принимает их вторично на службу в действующие против нас полки. Разве кто-нибудь слыхал хоть про один случай отказа такому дезертиру в приеме его в ряды французской армии? Слышно ли было, спрашиваем мы, чтобы где-нибудь французские офицеры протестовали против вступления таких товарищей в их общество? Не только правительство, но и все офицерское сословие Франции находит такое бесчестное поведение в порядке вещей. Вследствие этого на немецком правительстве лежит теперь обязанность расследовать, соответствуют ли интересам Германии допущенные до сих пор облегчения для пленных французских офицеров.

С другой стороны, возникает вопрос, можно ли доверить обещаниям, даваемым теперешним французским правительством при совершении договоров с Германией без обеспечения их материальным ручательством.

За обедом присутствовал в качестве гостя господин фон Арним Крёхленбург, зять министра – человек лет пятидесяти, с энергическим выражением лица и с окладистой рыжеватой бородой.

Шеф был в отличном расположении духа, но разговор на этот раз не имел особенного значения. Он вращался большею частью о бомбардировке и положении, которое занимала в отношении ее одна партия в главной квартире.

Вдруг шеф спросил Бухера:

– Есть у вас при себе карандаш и бумага?

– Да.

– Так телеграфируйте (вероятно Дельбрюку): завтра в два часа пополудни король будет принимать депутацию рейхстага. Подробности после. (Он, верно, даст им понять, что готов, согласно их желанию, принять императорское достоинство, но он свое право на это основывает прежде всего на предложении короля Баварии и затем на согласии с этим остальных немецких князей и что это согласие высказано еще не всеми).

Когда Арним сказал, что он больше не может есть, так как перед тем слишком наелся сосисок, то шеф спросил, смеясь:

«Откуда они были? Надеюсь, не из Парижа? Иначе они могли бы быть и из крыс».

Дело в том, что жители Парижа имеют теперь в очень скудном количестве свежее мясо, и говорят, что в некоторых местах устроены настоящие рынки, на которые товар доставляется катакомбами.

После 8-ми часов вечера пришел Л. для обмена сведениями. Он рассказывал, что в Версале между англичанами существует возбуждение. Несколько сынов Британии, находившихся здесь корреспондентами, между прочим, капитан Хозиер по дороге отсюда в Орлеан заехали в одну гостиницу и там были схвачены немецкими солдатами, которые, не понимая английского языка, приняли их за шпионов. Только Хозиеру сделали исключение, так как он немного говорил по-немецки. Остальных, несмотря на то что их вид был в исправности, посадили на телегу и отправили в Версаль. Кронпринц был очень рассержен поступком солдат, а лондонские газеты ужасно ругались и находили в этом оскорбление всей английской нации. Л. казался несколько взволнованным этим случаем. Я же думал так: кто рискует опасностями, тот в них попадает, а кто путешествует, тому есть что и порассказать.

Когда я эту историю передал Бухеру, он также нашел ее более забавною, чем серьезною, и говорил, что это только последующая глава к тому известному комическому роману, где Браун, Смит и Робинзон отравились путешествовать в чужие края, не зная ни одного языка, кроме лондонского кокнея, и потому попадали в беспрерывные замешательства. Бухер рассказывал еще, что шеф – большой любитель природы и живописных местностей. Он посещал с ним часто окрестности Варцина и обыкновенно в конце прогулки говорил: «Нас ждут теперь к обеду, но посмотрите на ту горку, мы еще должны на нее влезть, оттуда должен быть великолепный вид».

Вечером, после десяти часов, опять слышны были несколько выстрелов с форта.

Воскресенье, 18-го декабря . Погода пасмурная, но без тумана. Рано утром слышны несколько выстрелов из большого орудия. Перед обедом написано несколько писем в Германию.

В два часа шеф поехал в префектуру для представления депутатов рейхстага. До его предполагаемого возвращения я пошел с Вольманном прогуляться сначала по парку и затем по avenue de Paris, где должна была происходить в префектуре эта довольно простая церемония.