Когда началась война, он эвакуировался в Самарканд, и там взяли его диктором на местное радио. По привычке он каждое утро начинал передачи вместо «Говорит Самарканд» словами: «Говорит Ленинград». Его без конца вызывали к начальству, предупреждали, но он ничего не мог с собой поделать. Ему так заморочили голову ежедневными замечаниями, что однажды он начал передачу словами: «Говорит Мошенберг».
Вскоре кончилась война, он вернулся в Ленинград и устроился культработником в Союзе художников. Где-то доставал контрамарки в театры и предлагал их глубоким красивым голосом встречавшимся в коридоре художникам. Вернуться на радио ему мешала фамилия.
Когда примерно в то же время к директору художественного фонда Златину пришел наниматься на работу в отдел реализации абсолютно русский парень, но по фамилии Гутман, Златин сказал: «Нет уж! С такой фамилией я лучше возьму еврея».
А вообще фамилии в Союзе художников любили переиначивать. Так, работника художественного фонда Бориса Савицкого называли Антисавицкий. Любителя выпить художника Романычева сначала называли Рюманычев, потом Стаканычев, позже, поскольку он почти не пьянел, Графинычев и даже Ведерычев. Московских художников — братьев Ройтер — за их бешеную энергию по добыванию заказов называли Землеройтерами. Широко известна и такая история.
Однажды в маленьком зале Союза художников СССР в Москве проходила какая-то конференция. Председательствовал Иогансон. Рядом сидел нелюбимый художниками, но зато любимый правительством грузный Александр Герасимов, человек умный, хитрый и не лишенный чувства юмора.
— Слово имеет критик Членов, — сказал Иогансон, предоставляя слово известному в Москве искусствоведу.
— Критик чего? — ехидно спросил Герасимов.
— Критик Членов, — повторил Иогансон.
— Этого нам еще не хватало! — пробурчал Герасимов.
В те годы первым секретарем обкома партии был Фрол Козлов. Когда остроумнейшему человеку и писателю Хазину как-то представили молодого писателя Вильяма Козлова, Хазин сказал: «Для меня Вильям Козлов звучит так же, как Фрол Шекспир».
Водопроводчик Виктор Рего
Водопроводчик Виктор Рего — сантехник нашего дома. В те годы он назывался менее звучным, но более понятным словом «водопроводчик». Высокий, аккуратный, симпатичный эстонец. Совсем не похожий на вечно замызганных, с разводным ключом в руке, современных сантехников. При знакомстве он показал мне несколько потрепанных книжечек об окончании различных учебных заведений: автошколы, зубопротезного техникума, курсов мастеров газовых котельных, института марксизма-ленинизма и каких-то еще. За все годы, что он работал в нашем доме, я ни разу не видел его пьяным. Через день после нашего знакомства он зашел ко мне вечером и, зная, что у меня во дворе стоит раздолбанная «Волга», спросил:
— Колеса нужны? Есть два хороших колеса.
Это сейчас колеса продаются повсюду. Любые — гудиеровские, нокиевские, да и наши — и сравнительно дешевые, и дорогие. А в те годы достать пару колес было неслыханной удачей. Участников войны записывали в специальную очередь, и через два-три года счастливчики с блаженными улыбками волокли на себе эти колеса из специального магазина для ветеранов на Школьной улице.
— Конечно, нужны, — обрадовался я.
— Вечером принесу.
Мы договорились о цене. Вечером Виктор затащил ко мне в квартиру два густо пахнущих резиной колеса. Оглядевшись, он сказал, что колеса лучше хранить почему-то под диваном.
— Хорошо бы снег пошел, — сказал мечтательно Виктор, уходя.
— Чего это он про снег? — спросила встревоженно Вика.
— Не знаю.
— Может, он хочет, чтобы замело следы?
Мы вытащили колеса из-под дивана. На них отчетливо белой краской по радиусу была выведена фамилия хозяина: «Ковалев». Это был автовладелец, живший в соседнем доме.
Снег не пошел, и мы всю ночь ожидали, что нагрянет милиция. Утром наш сын Саша, которому было тогда пять лет, выполз из своей комнаты, потянул воздух носом и сказал:
— Что-то здорово резиной пахнет. — И сразу же полез под диван.
В этот же день Виктор вернул деньги, уволок колеса к себе в подвал, в мастерскую. Через пару дней, как всегда подтянутый, встретил меня во дворе.
— Все в порядке, продал колеса хозяину. Сказал, что нашел спрятанными за сараем. Правда, пришлось уступить по дешевке.
Мы уже год жили в новых квартирах, а корпус мастерских все еще достраивался. В первом этаже должны были разместиться шестнадцать скульпторов, в том числе Литовченко, Аникушин, Стамов, Игнатьев, Вайнман, Тимченко, Холина, Татарович и др. Основной материал для работы скульпторов, естественно, глина. Глина должна быть всегда в рабочем состоянии — мягкой, влажной. Для этого ее надо держать в какой-нибудь большой емкости, постоянно покрывать тряпками и полиэтиленом или клеенками. Обычно мы использовали для этой цели старые чугунные ванны.