Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Вообще-то он к Корнеевым на пятый этаж, но остается у нас. Квартира полна неожиданных гостей. Кто-то шел на четвертый к Подляскому, кто-то на третий к Аникушину, но, поскольку мы на первом, все начинается с нас. И так целую неделю. Но мы молодые. Нам все в радость.

Вообще жить в доме, где все знакомые, и хорошо и плохо. Если срочно надо одолжить трешку или немного соли, нет проблем. На каком-то этаже у кого-то через какое-то время и на какое-то время ты получишь то, что тебе надо. Хуже, когда ты усталый идешь через двор домой и несешь бутылку. Через несколько минут у тебя дома полно гостей. Кто-то встретился по пути, кто-то увидел тебя, идущего с бутылкой, из окна. Да. Пили много.

В Русском музее открывалась выставка осетинских художников. С речами, кроме гостей, выступали наш начальник Управления культуры (сейчас это название учреждения звучит, по крайней мере, странно) Арнольд Витоль и я от Ленинградского Союза художников. Это был год, когда в нашем городе впервые создавался Мюзик-холл. Витоль лично отбирал из нескольких сотен хорошеньких претенденток два десятка девушек для кордебалета.

— Сразу же после банкета поедем на просмотр генеральной репетиции, — предложил мне Витоль.

Банкет состоялся в ресторане «Нева» на Невском. За большим столом в отдельном кабинете расположилась внушительная делегация художников Осетии — наверное, весь Союз художников Осетии в полном составе — и мы, два представителя от Ленинграда. Как обычно, было много цветистых тостов. После какой-то рюмки начались клятвы в вечной дружбе двух городов, обещания постоянно ездить друг к другу в гости, устраивать обменные выставки. Еще после пары рюмок Витоль пообещал сразу же после премьеры в Ленинграде отправить Мюзик-холл в Осетию на гастроли. И та и другая сторона прекрасно понимала, что на следующий день после банкета все обещания забудутся.

— Пора уходить, — шепотом сказал Витоль, — опаздываем к началу.

Я поднялся со своего места.

— Нет, подожди, — (все уже были, конечно, на ты) остановил меня глава осетинской делегации, — последний тост за ленинградских художников и главный подарок тебе.

В руках у него появился большой рог литра на полтора, до краев наполненный каким-то напитком.

— За нашу дружбу ты должен выпить все до конца.

Я не могу причислить себя к сильно пьющим, но, с другой стороны, и отказываться от предложенного было как-то неудобно. Кроме того, я мог много выпить, но никогда не напивался до бесчувствия. Может быть, помогал опыт войны, где в воздухоплавательном дивизионе артиллерийского наблюдения нам полагалось по сто граммов спирта на человека, но зимой под Нарвой мы выпивали в два-три раза больше, практически ничем, кроме снега, не закусывая. Да и потом эта практика не прекращалась, только вместо воздухоплавателей моими друзьями стали художники, многие из которых тоже прошли войну.

В нашем доме на Песочной как раз и поселились художники моего поколения и постарше. На плоской крыше корпуса мастерских мы каждое лето устраивали шашлыки, благо среди жильцов дома были крупные специалисты-бакинцы, скульпторы Тимченко, Овсянников и я.

На крыше устанавливался мангал, в ведрах заранее замачивалась в вине баранина. Приходили гости, и начиналось чревоугодие. Шашлык приготавливали так, как его делают в Баку. На вертел нанизывается кусочек мяса, потом помидор, потом перец, потом опять баранина. Я с детства помню аромат шашлыка на узких улицах Старого города, доносящийся из маленьких, покрытых асфальтом внутренних двориков одноэтажных домов.

Баку вообще своеобразный город. Как-то вскоре после того, как я окончил академию, а Вика — университет, я решил показать ей мою родину. Представьте себе раскаленный под изнуряющим солнцем город. Дует норд — это ветер, несущий откуда-то горячий воздух. Жара немыслимая. И вдруг в центре города тенистый сад. Под пышными цветущими кронами гранатового дерева пятнадцать-двадцать столиков. Почти все заняты. Всех обслуживает молодой азербайджанец в замызганной белой куртке. Мой друг Марик Эльдаров, с которым мы вместе окончили Академию художеств, заказывает две бутылки вина, три шашлыка, зелень всем троим и чурек. Молодой азербайджанец все аккуратно записывает в потрепанный блокнот, подбегает к стоящей в глубине сада фанерной будке (видимо, кухне), приоткрывает окно и кричит:

— Две бутылки вина, три шашлыка, зелень, чурек! — Обходит будку и скрывается в ней.

— Ты думаешь, — говорит Марик, — там внутри кто-нибудь есть? Никого! Сейчас он сам все приготовит.

— Зачем же он кричал в окно?

Так выглядит солиднее. Как будто это солидный ресторан со штатом поваров.