Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Приступая к работе над портретом Даниила Гранина, я поначалу не представлял себе, во что выльется эта работа. Мы с ним давно дружим, и тут мне не надо было изучать портретируемого. Мне хорошо знакома манера Гранина во время разговора охватывать себя руками за плечи. Это настолько типично для него, что я без колебаний решил вылепить полуфигуру Гранина в таком движении. В рубашке, без галстука — галстуков он никогда не носит.

К первому приходу Гранина в мастерскую у меня уже была проложена в глине и вчерне готовая композиция. Но Гранин — не тот человек, который может безразлично относиться к тому, что его окружает. Обладая острым, парадоксальным умом, он всегда реагирует неожиданно и очень точно на то, что видит, или на возникающую проблему.

И вот, увидев в мастерской проложенный в глине портрет, он обрушил на меня целый поток различных мыслей и идей относительно современного искусства и портрета. Не буду пересказывать смысл этого разговора. Результатом явилось то, что я сломал начатую работу и потом больше года пытался найти решение, которое соответствовало бы образу этого сложного и своеобразного человека. Несколько этюдов к этому портрету находятся и сейчас в моей мастерской.

Так же сложно и интересно было работать и с другими. А это были яркие, умные и очень очень разные люди — те, кто приходил попозировать в мою мастерскую и, как говорил Андрей Петров, заодно и пообщаться.

О каждом из них я бы мог написать несколько страниц, но я ограничусь только перечислением. Мне кажется, что даже простой перечень тех, с кем мне посчастливилось получать удовольствие от совместной работы, говорит сам за себя. Кроме тех, кого я уже упоминал, мне позировали директор Эрмитажа Борис Пиотровский, мой самый близкий друг художник Виктор Цигаль, художник Владимир Ветрогонский, филолог Владимир Григорьян, дипломаты — финн Юрки Аймонен, генеральный консул Швеции Альф Русс с красавицей женой и сыном, два сына генерального консула ФРГ Коанеля Меттерниха, консул ГДР Карл Хейн Вицке, болгарский генерал Захарий Захаров, румынский художник Ницеску, бургомистр г. Гренбройха (ФРГ) Ханц Готфрид Бернрат с женой и многие-многие другие.

Я вылепил более двухсот пятидесяти портретов. Некоторые были удачными и находятся в различных музеях у нас и за рубежом, некоторые я подарил портретируемым, некоторые были и менее удачными, а некоторые вообще не получились и — в назидание мне — стоят на полках в мастерской.

Мне посчастливилось в жизни встречаться и со многими известными зарубежными художниками.

Некоторые встречи были мимолетными: встреча в аэропорту, потом поездка по городу, посещение каких-то мастерских художников, посещение музеев и все. А некоторые встречи перерастали в дружбу.

Портрет Николая Пучкова

Портрет Кирилла Лаврова. Камень

Портрет Астрид Русс. Мрамор

Памятник Антону Рубинштейну

С Джакомо Манцу и его красавицей женой мы провели весь вечер в мастерской Аникушина.

Все было хорошо, пока Манцу не напился, начал петь «Интернационал» и хватать Вику за коленки.

Раушенберг прилетел в Ленинград со своим любовником (так все говорили), красавцем фотографом. Они все время говорили друг с другом, не смотрели по сторонам, их ничего не интересовало. Они, мне кажется, так и не увидели Ленинграда и, наверное, не поняли, в каком городе они находились. После чего искусство Раушенберга мне начало нравиться еще меньше.

Удивительным человеком и художником был немецкий скульптор Фриц Кремер — автор многих известных памятников, в том числе в Бухенвальде. Я провел у него в мастерской целый день.

— Почему в Союзе художников ГДР все по любому вопросу голосуют единогласно? Неужели нет ни одного, у которого своя точка зрения? Я сначала голосовал все время против, а потом вообще перестал ходить на собрания, — говорил он.

Руководство ГДР его не любило за строптивость, и он вынужден был работать для других стран.

Когда я уходил из его мастерской возле Бранденбургских ворот, он подарил мне свою книгу и монету в десять марок, на которой был изображен его памятник в Бухенвальде. Наши таможенники долго не хотели пропускать меня с этой монетой.

Я был несколько раз в Румынии у замечательного художника Корнелиу Баба. Художественная общественность его не признавала, поскольку он был академистом. Он очень страдал от этого, хотя понимал, что он на голову выше всех тех, кто его критикует.

С англичанином Полом Хоггартом, естественно, не тем старым знаменитым, а с молодым, но тоже знаменитым, мы провели целый день в Петергофе. Вечером, усталые, мы пошли в восточный ресторан. Я пытался рассказать ему несколько смешных английских анекдотов, которые рассказывали у нас. Он ни разу не улыбнулся и сказал, что это вовсе не английские анекдоты.

Портрет Даниила Гранина

— А вот я тебе расскажу сейчас настоящий английский анекдот, — и полчаса рассказывал историю про лохматую собаку.

Это был, как он сказал, настоящий английский анекдот. По-моему, совсем не смешной. Я так ни разу и не улыбнулся. Но расстались мы друзьями.