Такая долгая жизнь. Записки скульптора

— Клим, переверни картину. Ты держишь ее вверх ногами.

Клим отвечал:

— А ее все равно не примут.

И ни разу не ошибался. То ли за многие годы работы в союзе он начал разбираться в искусстве, то ли изучил психологию членов выставкома.

* * *

Молодой пражский график-экслибрист приехал на три дня в Ленинград. Было необычно жаркое для Ленинграда лето. В Праге он слышал, что в России есть очень вкусный напиток — квас. В первый же день он встал в длинную очередь, в которой стояли бабки с бидонами, к бочке с квасом. Увидев молодого человека без бидона, сердобольные бабки предложили ему пройти без очереди. Подумаешь — одна кружка! В начале очереди оказался мужик, который услышал, что молодой человек плохо говорит по-русски.

— Откуда приехал? — поинтересовался он.

— Я из Праги.

— Надо же, — обрадовался мужик, — а я Прагу освобождал. Брось ты этот квас, пойдем выпьем куда-нибудь за Прагу.

Вернулся художник в гостиницу поздно ночью, едва держась на ногах. В следующие два дня история повторялась по тому же сценарию. В последний день он пил водку уже на пляже Петропавловской крепости, а вечером, едва не опоздав на поезд, уехал домой, так и не попробовав квасу.

— И нисколько об этом не жалею, прекрасно провел время, — сказал он мне при встрече.

* * *

Борьба за чистоту нравственности. В Алма-Ате в центре города есть фонтан. Вокруг водной струи, взявшись за руки, стоят голенькие цементные мальчики. Местные власти решили, что это неприлично, и накрасили красной и синей краской на фигурки трусики. Пипки так и остались торчать, но приличие было соблюдено.

* * *

Сейчас слово «октябрь» ни с чем другим, кроме времени года, не ассоциируется. А когда-то по проспекту 25-го Октября (ныне Невскому) мимо кинотеатра «Октябрь» маршировали октябрята, распевая песни о Великом Октябре. В те годы в Союзе художников существовала такая система: с автором заключали договор на создание произведения к очередной выставке либо по эскизу, который он должен был показать выставкому, либо, если это был известный художник, по заявке на тему. Сумма гонорара зависела, как ни странно, от размера произведения и от значимости темы. Выше всего оценивались тематические картины, затем портреты, дешевле всего — натюрморты.

Профессор Василий Соколов сделал заявку на картину «Октябрь». Размер — полтора на полтора метра. За такую значительную тему и большой размер ему был определен самый высокий гонорар: пять тысяч рублей — выше никому не назначали. Через два года к открытию выставки Соколов принес готовую картину. На ней был изображен осенний сад. Тема и размер произведения вполне соответствовали договору.

Скульптор Семченко заключил договор на скульптурную композицию, состоящую из семи фигур, на тему «Восстание на броненосце „Потемкин“». Размер фигур 1 метр. Естественно, что сумма гонорара зависела и от количества фигур.

На выставку Семченко представил композицию, в которой в полный рост был изображен матрос Вакуленчук, а остальные фигуры были накрыты брезентом.

— Это исторический факт, — утверждал Семченко, — матросов расстреливали, накрыв брезентом.

Композицию решили принять на выставку, но оплатили гонорар только за одну фигуру и один натюрморт. Семченко долго возмущался.

* * *

Первый мой памятник пограничнику Анатолию Бредову для Мурманска я лепил вместе с Татаровичем и Далиненко. Фигура Бредова должна была быть в сложном движении, и ни один натурщик не мог принять такую позу. И вот мы нашли молоденькую гибкую натурщицу, которая очень подошла нам для этой работы. Она позировала нам несколько месяцев для памятника. Жены нам не верили.

* * *

Когда у скульптора Козенюка начинался запой, это становилось бедствием для его знакомых. Он начинал звонить ночами всем, включая ректора Мухинского училища, где он преподавал, и долго и бессвязно объяснялся в любви.

Поздно ночью раздался телефонный звонок. Я схватил трубку. Это был Козенюк.

— Ты что, с ума сошел? Ты знаешь, сколько сейчас времени? — заорал я и бросил трубку. Через пару минут опять звонок.

— Я узнал. Сейчас без десяти четыре.

* * *

Пятидесятые годы. На нескольких четыреста первых «москвичах» мы едем большой компанией в Таллин встречать Новый год. Вечером ужинаем в доме у архитектора Лялина. Вдруг по радио экстренное сообщение:

«Идя навстречу пожеланиям трудящихся (ну, это как обычно), конфисковать все автомашины, находящиеся в личной собственности граждан, в связи с необходимостью проведения работ на целинных и залежных землях. Компенсация по сто — сто пятьдесят рублей за машину в зависимости от года выпуска».

Дальше идут подробности: куда сдавать машину, где получать компенсацию и др. Мы в ужасе.

Диктор продолжает читать указ:

«Машины, находящиеся на территориях других республик, будут конфисковываться с двадцати четырех часов этого же дня».

Сейчас десять часов вечера. Начинаем лихорадочно прикидывать, успеем ли до двадцати четырех часов выехать из Эстонии. У кого-то мало бензина. Кто-то не успел получить заказанные в Таллине туалеты. В общем, паника.

Диктор читает текст дальше: