Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Прекрасные румынские художники Жюль Перахим и Ион Гергиу вынуждены были эмигрировать в Париж и там растворились среди тысячи подобных, а скульптор Петер Балох — румын венгерского происхождения, очень талантливый скульптор — никак не мог пробиться, так как в «свободной» социалистической Румынии не давали ходу венграм.

Поляк Мариан Конечный — мой старый друг, автор знаменитой варшавской Ники — сейчас почетный член Российской академии художеств.

Больше всего у меня среди иностранных друзей, естественно, немецких художников, работавших раньше в ГДР. После того как рухнула Берлинская стена, разделявшая две Германии, их имена были отовсюду вычеркнуты. Их работы вне зависимости от содержания были сняты с экспозиции всех музеев. Они сидят без заказов, их не приглашают на выставки, несмотря на то что это художники высочайшего уровня. Я назову только некоторых: Вилли Зитте, Леа Грундиг, Герхард Бонцин и многие-многие другие.

То же самое происходит сейчас в нашей стране. С экспозиций музеев сняты картины Мыльникова, Моисеенко, Угарова, Фомина и других талантливых художников (я назвал только петербуржцев). Но я уверен, что настоящее искусство со временем опять будет востребовано. Опять изменятся люди, выровняется политическая ситуация, и эти работы будут достойно представлять определенный период развития современного искусства.

Каждый из моих гостей был по-своему интересен, своеобразен и исключителен. Я надеюсь, что, кроме внешнего сходства, некоторые из этих портретов, а вернее, этюдов с натуры, несут в себе определенные черты характера, а в идеале должны были бы выражать всю суть, весь образный строй человека.

Как-то за последние годы в большинстве западных стран почти исчезло само понятие «реалистический портрет». Портретное искусство эволюционировало вместе со всеми другими видами и жанрами искусства, обогащаясь и впитывая то, что давала новая эпоха в искусстве. С появлением абстрактного искусства и последовавшими за ним разновидностями авангардизма реалистический портрет практически исчез.

Я думаю, что тонкая ниточка традиционного искусства портрета, которая тянется еще от древних греков, римлян, портретов эпохи Возрождения до наших дней, не должна оборваться. Это было бы трагедией для искусства и несправедливо по отношению к обыкновенным зрителям и любителям искусства.

Как-то много лет назад ко мне в мастерскую зашел молодой американец. Он часто приезжал в Ленинград с группами студентов и стал частенько приходить ко мне, поскольку останавливался в гостинице неподалеку. Приходил он поговорить об искусстве. Тема разговоров была, как правило, однообразной. Гость был страстным поклонником абстрактного искусства. Спорить с ним не было смысла, да и вообще убеждать в чем-либо было бесполезно. Когда я пытался говорить о необходимости сохранения традиций, он говорил: «А зачем?»

Когда я говорил, что следующим поколениям интересно будет знать, что представляли собой люди нашего времени, он говорил: «А зачем? Кому это будет интересно?»

В какой-то из вечеров, устав от бесполезных разговоров об искусстве, я предложил ему вылепить его портрет. Он охотно согласился, и тогда я задал ему провокационный вопрос:

— Как вы хотите, чтобы я вас вылепил — абстрактно или реалистически?

— Нет, — сказал он, — меня, пожалуйста, реалистически.

Он оказался страшным занудой и придирался к каждой мелочи. Если я пытался для большей выразительности немного заострить характер его вытянутого лица, он тут же с дотошностью натуралиста делал мне замечание и требовал полной достоверности.

Портрет и сейчас стоит в моей мастерской. Не могу сказать, что он удался, но получился очень похожим, видимо, под воздействием «модели».

По ходу сюжета я уходил далеко от ставшего мне родным дома, где я прежде жил и в котором работаю уже больше сорока лет. Отсюда вышли многие мои памятники, композиции, портреты и мемориальные доски.

Дом наш обветшал. Крыша, на которой мы когда-то жарили шашлыки, прохудилась и постоянно протекает. Одичавшие кошки носятся по коридорам и прячутся в полумраке за щитами, скульптурами и ящиками с глиной, которыми забит коридор первого этажа, где работают, вернее, изредка появляются скульпторы. Заказов почти нет. Редко когда встретишь в вестибюле знакомое лицо, и редко у кого в вечерние часы светится окно мастерской. А когда-то все окна по фасаду, выходящему на Малую Невку, сияли до поздней ночи.

Как-то председателя горисполкома Николая Ивановича Смирнова, находящегося с гостями в правительственном доме приемов на противоположном берегу Невки, спросили: «Что это за дом?»

Он, не задумываясь, ответил:

— Это хлебозавод, он работает круглосуточно.

Он не очень интересовался жизнью художников и не знал, кому принадлежит дом 16 по Песочной набережной. А набережная теперь стала одной из самых оживленных магистралей города с бесконечным потоком машин и в ту, и в другую сторону. Перейти ее стало проблемой.