Такая долгая жизнь. Записки скульптора

Дрезденский памятник

Надо было что-то предпринять. Я пригласил архитекторов Михайлова и Волонсевича для участия в этой работе, и мы взялись за дело. Эта работа продолжалась с момента начала проектирования до открытия памятника шесть лет. Шесть лет тяжелого, во многом мучительного труда.

Сложность заключалась еще и в том, что все наши проектные предложения приходилось согласовывать не только с немецкой стороной, что, в общем, естественно, но и с партийным руководством Ленинграда, и с Министерством культуры СССР. То, что нравилось немцам, не нравилось обкому партии, а то, что нравилось и немцам, и партийному руководству, не утверждалось художественным советом Министерства культуры. В результате всех этих бесконечных согласований должно было получиться нечто среднее между тем, что было установлено в каждом городе Советского Союза, и скульптурами не самых лучших времен немецкого государства. С большим трудом нам удалось согласовать композицию, состоящую из трех фигур: Ленина, ротфронтовца и современного рабочего, за спинами которых возвышалось знамя.

Это был большой коллективный труд многих организаций; такой «коллективизм», кроме вреда, ничего не принес. Но тут в процесс обсуждения вмешался первый секретарь Дрезденского окружкома партии Вернер Кроликовский. Кроликовский был типичным руководителем того времени: большой, шумный, не терпящий возражений человек, которого все боялись. Он вдруг потребовал, чтобы я включил в композицию женщину.

— Без женщины не может быть социализма, — твердил он, — обязательно включите в памятник женщину!

Я пытался приводить какие-то доводы, чтобы не менять уже утвержденную композицию. Да я и не представлял, как можно добавить к трем уже скомпонованным фигурам еще одну, женскую. Кроликовский стоял на своем. Тогда я привел последний, довольно нелепый довод.

— Женская мода часто меняется, — сказал я. — Во что же ее одеть?

— Пусть женщина будет голой, — заключил он наш спор.

Хорош был бы памятник Ленину, где рядом с ним стоит голая женщина!

Тем не менее мне пришлось вылепить несколько эскизов, в которых присутствует четвертая, женская фигура. Эти эскизы сохранились и стоят в моей мастерской. Спасло меня то, что Кроликовского вскоре сменил Ханс Модров, а Кроликовского повысили и сделали секретарем ЦК по сельскому хозяйству.

Модров был полной противоположностью Кроликовскому. Выдержанный, деликатный человек, умеющий выслушивать чужие доводы, он не вмешивался в вопросы, в которых не является специалистом. Мне приходилось с ним часто встречаться во время работы над памятником, до и после его открытия. О том, что он был крупным политиком, умным и прогрессивным человеком, свидетельствует роль, которую он сыграл во время объединения Восточной и Западной Германии. А Кроликовский, скорее, напоминал мне наших партийных боссов. Его так боялись, что никто не смел ему даже возразить или пытаться отстоять свою точку зрения. Как-то, когда надо было решить вопрос о строительстве дома возле проектируемого памятника, главный архитектор Дрездена Улих попросил меня, чтобы я переубедил Кроликовского, у которого была своя точка зрения на то, каким должен быть этот дом. Сам Улих боялся близко подойти к Кроликовскому. Мои слова поддержки мнения главного архитектора Кроликовский выслушал внимательно и неожиданно сказал:

— Ладно. Пусть будет так. Я согласен.

Возможно, тут сыграло роль то, что я был «представителем» Советского Союза.

Ну а теперь уже пора перейти к рассказу о том, как велась работа над памятником.

Начиналась работа так. Мы втроем с архитекторами Волонсевичем и Михайловым рисовали на обычных листах писчей бумаги сотни вариантов будущего памятника и устилали этими листами пол моей мастерской. Затем, безжалостно ступая по ним, отбирали из сотни один или два варианта, которые имели, как нам казалось, возможность дальнейшего развития. Взяв их за основу, мы рисовали следующую сотню вариантов и опять раскладывали на полу. Так продолжалось много дней.

Наконец мы наткнулись на идею, которая в сильно измененном виде и легла в основу памятника. Затем последовали более осмысленные рисунки, потом я начал лепить на основании этих рисунков маленькие эскизы, затем эскизы побольше и, наконец, метровые модели. Всего их оказалось несколько сотен. Кое-что сохранилось до сих пор в моей мастерской.

Наконец мне выделили помещение для работы над восьмиметровой трехфигурной композицией. Это был замечательный стасовский собор на Измайловском проспекте, когда-то с синими куполами, с роскошным интерьером и богатым иконостасом. В тридцатые годы он перестал функционировать как собор. Что там было до войны, я не знаю, но во время войны в соборе работали мастерские по ремонту авиационных двигателей, а позднее, наверное, как всегда, склад картошки.