Такое долгое странствие

Встав пораньше, он решительно настроился помолиться во дворе. Это будет хорошим началом новой недели. Гуркха стоял возле розового куста.

– Салам, сэт. В цветах – никаких мертвых животных, даже насекомых. – Было видно, что он испытывает большое облегчение.

Густад сам осмотрел куст, обошел его вокруг и заметил странно расположенный листок бумаги: он был свернут и заткнут в узкую развилку между двумя соседними ветками, как в подставку для писем. Ветер такого сделать не мог. Густад достал бумажку. На ней карандашом были написаны две строчки из невинного детского стишка, при виде которых кровь отхлынула у него от лица.

Bilimiria chaaval chorya
Daando lai nay marva dorya[165]

.

Гуркха заглянул Густаду через плечо.

– Это что за язык, сэт? – Поскольку он был прощен, то решил, что не помешает укрепить свои позиции, выказав дружелюбие.

– Гуджарати, – коротко ответил Густад, ему хотелось, чтобы гуркха поскорее ушел.

– Вы умеете читать на гуджарати?

– Да, это мой родной язык.

– И что означают эти забавные буквы?

– Здесь написано: «Украдешь рис у Билимории – мы возьмем палку и отделаем тебя».

– И что это значит?

– Это детская песенка из игры в догонялки: один бежит, другие пытаются его догнать.

– А! – сказал гуркха. – Очень мило. Салам, сэт, теперь мне пора спать.

Густад вошел в дом, мысленно повторяя стишок. Сомнений не оставалось. Смысл двух обезглавленных тушек стал очевиден. Послание было абсолютно ясным.

Глава десятая

I

Густад сел, положив перед собой листок, в котором видел не слова, не каллиграфический почерк, а непостижимое предательство, у него было ощущение, будто какая-то часть его самого бесповоротно разрушена. Долгие годы дружбы проплывали перед его глазами и тонули в этой бумажке; она дразнила его, издевалась над ним, превращалась в гигантское полотно лжи и коварства. Что же это за мир и что за люди, если они способны поступать подобным образом?

Он понимал, что должен встать и пойти к угольной нише. Джимми Билимория загнал его в ловушку, лишил собственной воли. «Если бы я мог до конца жизни остаться сидеть в этом кресле, чтобы гнилой мир проходил мимо меня! Дедушкино кресло, когда-то вместе с черным письменным столом стоявшее в его мебельной мастерской. Каким прекрасным был тот мир, наполненный грохотом молотков и пил, запахами опилок, пота и лака. А папин книжный магазин, со своими звуками и запахами, с пленительным шелестом переворачиваемых страниц, с неподвластным времени ароматом тонкой бумаги, старинных книг в кожаных переплетах, заполнявших шесть огромных комнат, где даже воздух был особым, как в храме или мавзолее. Тогда время и мир казались бесконечными, пока не настали плохие дни и все не скукожилось. Значит, вот как чувствовал себя отец, сидя в этом кресле после того, как его нечестивый братец разрушил все, после банкротства, когда все пропало. Должно быть, ему тоже хотелось, не вставая с этого кресла, наблюдать, как то, что осталось от жизни и усохшего мира, проходит мимо».

– Ты уже помолился? – Закончив набирать воду, Дильнаваз вышла из кухни. Рукава и передняя часть ее ночной рубашки, как обычно, насквозь промокли. – С розой сегодня все в порядке?

– С розой все в порядке, – ответил он. Однако более чем двадцатилетняя привычка делиться с ней всем была слишком сильна. Он не мог заглушить в голосе и стереть с лица подавленность, которую испытывал.

– Что случилось? – спросила она. Он протянул ей листок бумаги. – О господи! – слабо вскрикнула Дильнаваз. – Джимми?.. – Густад кивнул. – Но угрожать нам?.. – Он снова кивнул. – Может, это таксист?..

– А какая разница?

Она в отчаянии стала выжимать ночную рубашку, словно вместе с водой могло уйти и тягостное предательство.

– Я думаю, мы должны взять эти деньги, отнести их в полицию и рассказать им все, – сказала она. – Как они к тебе попали, что тебе было велено с ними сделать, про крысу и кошку – все. – Ей казалось, что эта праведная мысль придавала ей сил, между тем как она лишь пыталась заполнить образовавшуюся внутри пустоту фальшивым суррогатом. – Дай им адрес майора Билимории, номер его почтового ящика. Чтоб ему гореть в jhaanum![166] Вместе с его национальной безопасностью! – Безжалостность, прозвучавшая в ее голосе, удивила ее саму. – Или расскажи все инспектору Бамджи. Он знает, что делать.

Густад покачал головой. Он с трудом преодолевал искушение так же, как она, чем-то заполнить пустоту внутри.

– Ты не понимаешь. Инспектор Бамджи, полиция не властны над НАК. – Он снова покачал головой. – Мы имеем дело с бессердечными людьми – с ядовитыми змеями. На месте бандикоты и кошки могут оказаться Рошан или Дариуш. – Он яростно скомкал бумажку и с омерзением отшвырнул ее. – Полагаю, нам следует поблагодарить за это Джимми.

– Owaaryoo! – простонала Дильнаваз, лихорадочно щелкая пальцами через плечо, по направлению к двери, чтобы прогнать беду прочь от своего дома, от своей семьи.