– Эмира… – начала Аликс, – это мой ужасно неуклюжий способ попросить вас проводить с нами больше часов в неделю.
Эмира долистала до марта:
– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду.
Брайар постучала по шлему:
– Мама, хотю снять.
– Подойди, детка, мама поможет. – Аликс посмотрела на Эмиру и улыбнулась. – В общем… мама получила очень крутое предложение. – Она одной рукой расстегнула на Брайар шлем. – Похоже, в следующем семестре я буду администратором курса занятий в Новой школе. И это будет по вечерам вторника, и очевидно, что девочек я брать с собой не смогу, поэтому… мы были бы ужасно рады, если бы они смогли оставаться с вами. Таким образом! – Аликс выставила указательный палец, собираясь считать. – Понедельник, обычное время, с двенадцати до семи. Во вторник вы тоже приходите в полдень, но остаетесь на ночь, до полудня среды, – мы для вас обустроим гостевую комнату, сделаем все, чтобы вам было удобно, – и потом в пятницу опять обычное время, с двенадцати до семи.
Эмира, казалось, была потрясена предложенным ей графиком работы. Календарик она теперь держала так, словно выяснила, что это очень дорогая вещь, и боялась оставить на нем отпечатки пальцев – чтобы никто не узнал, что она вообще брала его в руки.
– Вау, – сказала она.
– И да, я знаю, что в те дни, когда вы не с нами, у вас есть еще работа, этот компьютерный набор, но я не знаю, насколько вы к ней привязаны… Брайар, солнышко, не бери в ротик ремешки от шлема, они очень грязные. Но да, мы, безусловно, сделаем вам полный рабочий день, раз вам придется оставить ту работу. Это выйдет тридцать восемь часов в неделю, но мы округлим до сорока – на случай, если когда-нибудь поезд опоздает или мало ли что еще. И таким образом мы сможем включить медстраховку, и отпуск, и прочие хорошие вещи. И я не отметила тут летние месяцы только потому, что я знаю: в какой-то момент вы, наверное, поедете домой, но мы это все сможем потом обговорить… – Аликс вздохнула и улыбнулась; плечи ее опустились на два дюйма. – Я все это для вас записала, потому что, я понимаю, информации слишком много, сразу не упомнить. И вы не обязаны давать ответ сразу, но пока что, может быть, если у вас есть какие-то вопросы, мы… о нет… Эмира, милая, что с вами?
Сидя на самом неудобном и дешевом на вид стуле из всех, какие Аликс доводилось видеть, Эмира закрыла лицо руками и расплакалась. Салфеток на кофейном столике не оказалось (только два пульта и тюбик чего-то под названием «Детские губки»), так что Аликс с Кэтрин на руках поспешила в ванную и схватила рулон туалетной бумаги. Прижимая Кэтрин к груди, Аликс опустилась перед Эмирой на колени и, вкладывая ей в ладонь комок бумаги, задержала свою руку на ее руке.
– Вам сейчас и так трудно, а я вас загрузила всем этим, простите меня, пожалуйста. – Заплаканное лицо Эмиры было таким растерянным, таким трогательно размякшим, что Аликс и сама чуть было не прослезилась. – Мне казалось, что момент как раз удачный, но, может быть, нам сначала стоит разобраться с этим видео, а уж потом думать о дальнейшем…
Но Эмира покачала головой – почти что так, как если бы была счастлива и вымотана одновременно, – и сказала:
– Нет-нет, извините. Да. Да, мне это подходит.
– Правда?! – Аликс сама не ожидала, что выйдет так громко. Она зажала рот рукой, не сомневаясь, что Эмирины соседи услышали ее выкрик через стены, оштукатуренные «под попкорн». – Да?! Боже, мы будем так счастливы… Вы уверены, точно?
– О да, точно. – Эмира рассмеялась. – Я… мне определенно нужно больше рабочих часов.
– Господи, какая чудесная новость! Хорошо. Прекрасно. – Аликс сияла. – Брай, солнышко, ты слышишь? (Брайар безуспешно пыталась застегнуть шлем на животике.) Брай, в новом году Эмира будет оставаться у тебя ночевать! Правда, здорово?
– Мира? – Брайар поднесла к Эмире красную бутылочку с надписью «Темпл». – Мира, давай… давай положим сюда изюминки, на потом, окей?
Эмира сказала:
– Это очень хорошая идея.
Аликс снова опустилась на пятки:
– Итак, значит, с нового года?
Эмира вытерла глаза мизинцами:
– Да, это будет идеально.
– Все детали мы заранее утрясем и уладим, обещаю. Но одну вещь я хочу сказать прямо сейчас – только одну, последнюю.