Такси для ангела

Мучения начались сразу же, стоило только заполучить поганый сафьяновский ридикюль. Он жег руки так сильно, что к нашему закутку на третьем этаже я добралась едва ли не с ожогами второй степени. Дом все еще оставался для меня загадкой, из‑за любого угла могла материализоваться большеротая Софья — так что более безопасного места, чем ванная без щеколды, и придумать было нельзя.

При условии, конечно, что немец спит после принятия «Абсолюта». Спит в самом примитивном смысле этого слова. Без всяких парафраз на тему «заниматься любовью».

Немец спал. Один как перст, слава богу!

Но и во сне демонстрировал свое превосходство над женщиной: картинно разбросанные руки, картинно вздернутый подбородок, картинно разошедшиеся складки на лбу. Он даже не храпел, что совсем меня не удивило: не может же храпеть фото из рекламного журнала!

Я на цыпочках пробралась в ванную, плотно прикрыла за собой дверь и уселась на унитаз.

Ничего особо выдающегося в ридикюле не было, кроме разве что нескольких пакетиков с каким‑то порошком. Я развернула один из пакетиков и уткнулась глазами в мелкие белые кристаллы. Уж не героин ли?..

Но лизнуть порошок я побоялась.

Следующим номером программы шла записная книжка, испещренная фразами типа «…на ладонь ей выпало нечто, впоследствии оказавшееся самым настоящим человеческим глазом». Из‑за нескольких подобных фраз я сделала вывод, что это не просто записная книжка, а Записная Книжка Писателя.

Которая впоследствии может быть издана отдельным томом: «Из не вошедшего в собрание сочинений». В плексигласовый карман записной книжки был воткнут календарик на текущий год с отмеченными кружочками датами. Сегодняшний день тоже был обведен — оптимистической зеленой пастой. Кроме календаря и пары визиток, в кармашке валялся чек «ИЧП «Крокус».

Должно быть, это дорого, как память.

Оставив в покое чек, я перескочила на смятую двадцатидолларовую купюру и связку ключей. Ключей было пять — два от английского замка, один — совсем крошечный, — видимо, от почтового ящика; еще один — длинный, похожий на отвертку. Пятый предмет, который я поначалу приняла за ключ, сильно смахивал на отмычку…

— Вы здесь? — раздался за моей спиной голос Райнера.

От неожиданности я ойкнула, и все барахло из сумочки вывалилось на пол. С громким возмущенным стуком я, как коршун сорвавшись с унитаза, накрыла рассыпанное собственным телом. Но было уже поздно: треклятый Райнер все‑таки успел разглядеть пакетики.

— Героин? — поинтересовался он и впервые посмотрел на меня с уважением.

— От кашля. Порошки…

— Понятно. А я думал…

Я все еще не могла подняться с пола. Скорее бы запихать все скромное Софьино имущество обратно в сумку. А тут еще раздражающий фактор в виде бесстыжих голых ног!.. Я как будто приклеилась к этим ногам: волосок к волоску, и ногти полирует, гадина!

— Стучаться надо, господин Рабенбауэр!..

Господин Рабенбауэр пропустил мое замечание мимо ушей.

— У меня к вам просьба, Алиса.

— Что еще за просьба?

— Вы не могли бы раздеться?

От такой наглости я снова выронила сумку, содержимое которой с трудом собрала.

— Что‑о?!

— Раздеться.

— В каком смысле?

— Догола.

Уж не ослышалась ли я?! Или, может быть, немец не так хорошо владеет русским языком, как мне казалось? Или так принято в холодном, лишенном всяких сантиментов немецком обществе? Или это отношение к русским, перенесенное на меня, как на яркую представительницу нации?! Спокойно, Алиса, держи себя в руках!

— Значит, догола. А зачем, позвольте узнать?

— Вы же сами сказали мне… что после подобного купания могут возникнуть проблемы с… — Райнер понизил голос до шепота и, не договорив, красноречиво скосил глаза на собственный, прикрытый одеялом, пах.

— А я тут при чем? Не у меня же они могут возникнуть.

— Я понимаю, но… Если бы вы разделись, я бы мог проверить… Все ли в порядке… Он очень живо реагирует на женское тело. Он ни разу меня не подводил…

— Кто?

— Он.

Только теперь до меня стал доходить чудовищный, порнографический смысл просьбы. И никакого смущения на арийской физиономии, надо же!

— Кто — он? — упрямо повторила я.

— Он. Мой… перчик… Неужели непонятно?

О, если бы я могла дотянуться сейчас до этого перчика! С каким наслаждением я вырвала бы его с грядки и отправила в переработку на лечо!.. Но я ограничилась пощечиной.

— А я думал, мы друзья! — Райнер, стоически выдержавший удар, сокрушенно помотал головой.

— И зачем я вас только вытащила… А насчет вашего члена…

— Как грубо…

— Насчет вашего члена… Проконсультируйтесь лучше с андрологом. Я думаю, андрологов здесь полон дом…

…К вечернему коктейлю мы спустились порознь.

Райнер‑Вернер, ведомый своим перчиком, просочился в обеденный зал без всякой заминки, мне же обломилась не совсем приятная встреча с Софьей Сафьяновой. Софья ухватила меня за руку, когда я, зазевавшись, в очередной раз чуть не свалилась с лестницы.

И свалилась бы — если бы не жесткий прессинг укротительницы полицейских романов.

— Молодой человек по имени Ботболт сказал мне, что передал вам мою сумку. Это правда?