Талантливая мисс Фаруэлл

За каждую из восьми работ, которые она выставила сегодня вечером на аукцион, сразу стали предлагать почти вдвое больше резервной цены, и все были проданы гораздо дороже, чем предполагала Бекки. Она купила их осенью 1990 года, в самом низу рынка. И получила девятьсот процентов прибыли, с учетом комиссии продавца и различных сборов — страховка, доставка, так что доход составил почти три миллиона долларов. Эта великолепная добыча — цена ее свободы. Пирсон получит все.

Вновь наполнялись и пустели бокалы с шампанским, к их группе кто-то присоединялся, а кто-то уходил; говорили в основном об отдельных крупных сделках, о полотне Джорджии О’Кифф (деревянная доска, масло), которое купили почти за миллион, о двух почти одинаковых лотах Робинсона Ли (один был продан намного дороже другого). И, конечно же, о звездной продаже: картина Эндрю Уайета (холст, темпера) после десяти минут торгов ушла за шесть миллионов триста тысяч. Зал просто взорвался аплодисментами.

Бекки (нет, спасибо, мне не нужно меню) слушала все это и осознавала, что ее сегодняшний успех — событие такого же порядка. Ей хотелось трубить о своей победе, чтобы все — от Лафайет-стрит до чертова Гудзона — восхищались ею, но как же быть с необходимостью оставаться в тени?

Те, кто собрался сегодня здесь, понимали, что значит перепродать с прибылью почти в тысячу процентов, и Бекки пришлось довольствоваться этим, даже если разговор уже перешел на другие темы — кто что упустил или неудачно продал.

К тому же не все были искренне рады за нее.

Когда участники аукциона начали занимать места в зале, одна из знакомых поздоровалась с Бекки и произнесла:

— Не знала, что вы интересуетесь минималистами.

Вроде бы приветливым тоном, однако ее слова прозвучали как осуждение. В каталоге аукциона «Кристис» значились лоты Бекки: четыре картины Сьюзан Прюитт и четыре рисунка Тони Смита. О них много говорили и писали как о «малоизвестных и ранее не выставлявшихся работах, открывающих новые грани творчества обоих художников». «Не выставлявшихся» — потому что Бекки хранила их девять лет, ожидая именно такого момента. Тогда она долго колебалась — купить, не купить, дважды отзывала уже выписанные чеки. Агенты, в то время готовые продать за любые деньги, соглашались ждать, и в конце концов сделка состоялась. Несколько лет Бекки внимательно следила за продажами и ценами на работы минималистов; читала статьи, посещала галереи и помнила, кто где выставлялся. Иногда возникало искушение продать картины по отдельности, особенно в те годы, когда шла реконструкция амбара и ей нечем было платить по собственным счетам. Однажды она даже согласилась продать один из рисунков Смита, однако на следующий день отозвала предложение; покупатель рассердился и с тех пор не вел с ней дела. Внутренний голос говорил: «Жди, держись, не продавай по отдельности. Будь стойкой и терпеливой».

Если бы сегодня здесь была Джесса!.. Большую часть зимы она провела в канадском Сент-Джонсе, хотя прислала Бекки в отель орхидею с запиской: «Закончишь, и мы отпразднуем». Она единственная знала о планах Бекки.

Уэйверли начала рассказывать, как натолкнулась на бывшую жену Джеффа Кунса (она же его деловой партнер, она же бывшая звезда порно) в ресторане в Риме. Большинство собравшихся уже слышали эту историю, и не раз. Бекки оглядела зал, сделала вид, что ей нужно проверить сообщения на телефоне. Народу еще больше, чем час назад (хотя казалось, что это невозможно); официанты проворно скользили между столами, высоко поднимая подносы. Разговоры, женский смех, огромные стейки. В одной из изящных миниатюрных красоток Бекки узнала звезду «Секса в большом городе» (этот сериал она никогда не смотрела). А через стол от Уэйверли сидел известный музыкант (молодой и лысый), чьи хиты можно услышать по радио даже в Пирсоне. Бекки казалось, что от обоих исходят невидимые лучи, заставляя сидящих рядом дрожать от благоговения, а официантов — чуть ли не порхать вокруг них.

Она направилась в дамскую комнату, выбрав не самый прямой маршрут — чтобы лучше видеть все самой и быть увиденной. Там ей пришлось чуть не локтями проталкиваться к зеркалу. Попыталась поправить волосы; жакет не давал поднять руки. Бекки сбросила его, и женщины одобрительно ахнули: «Класс!» Следуя совету стилиста, Бекки надела прозрачную блузку от Ива Сен-Лорана. Засмеялась, сделала пару танцевальных движений; затем, набросив жакет, заставила себя вернуться в зал. Похоже, веселье пошло на спад. Говорили, что приедут Джон Каррин и Рэйчел Файнштейн. Не приехали.

Бекки вернулась к своей шумной компании: пила шампанское, задумчиво слушала разговор. Вечер начал ее тяготить. Вдруг стали приходить мрачные мысли: девятьсот процентов прибыли — это прекрасно, но почему не тысяча? Тысяча процентов — звучало бы гораздо лучше. Насколько она могла судить, ее покупатели — вовсе не видные коллекционеры… и аукционист слишком поторопился ударить молотком, когда назвали последнюю сумму по лоту картин Прюитт. Можно было еще поднять цену.