Талантливый мистер Рипли

– Да это же грязный мошенник! – парировал Дикки. – Ради бога, возвращайся к нему, если он тебе так нравится. Ты вовсе не обязан делать то же, что я!

Том остановился. Назад ему идти не хотелось, тем более снова встречаться с итальянцем, да и с Дикки говорить было не о чем. И тут напряжение неожиданно его оставило. Он опустил плечи, как будто сбросил с них тяжелый груз, и часто задышал открытым ртом. Ему хотелось сказать только одно: «Согласен, Дикки» – и забыть всю эту историю, сделать так, чтобы и Дикки забыл о ней. Но язык ему не повиновался. Он смотрел в голубые глаза Дикки, по-прежнему глядевшие на него неодобрительно. Солнце выбелило его брови; глаза Дикки сверкали, но взгляд был пустой – на Тома смотрели два голубоватых студенистых шарика с черными точками посредине, ничего не выражавшие и, казалось, не имевшие никакого отношения к тому Дикки, которого Том знал. Глядя в глаза, ожидаешь увидеть душу, в глазах можно разглядеть любовь, глаза выдают в человеке то, что происходит у него внутри, но в глазах Дикки Том увидел не больше, чем если бы смотрел на плоскую, безжизненную зеркальную поверхность. Том ощутил щемящую тоску в груди и закрыл лицо руками. Дикки стал ему вдруг чужим, словно они и не были друзьями и вообще не знают друг друга. Эта горькая правда поразила его, но правда была и в том, что все те, кого он знал, были далеки от него, как далеки будут и все те, кого он узнает в будущем, и в этом он будет убеждаться снова и снова, но, что всего хуже, какое-то время ему будет казаться, будто он знает человека, и будет думать, что у него с этим человеком много общего, тогда как на самом деле так и не узнает его. Осознав эту правду, он пришел в ужас. Ему сделалось дурно, он почувствовал слабость в ногах. Это уже слишком: незнакомый мир вокруг него, чужой язык, собственная несостоятельность да еще ненависть Дикки. Он чувствовал себя чужим в этом враждебном ему мире.

– Что с тобой? – спросил Дикки, отрывая его руки от лица. – Может, этот парень что-то тебе дал?

– Нет.

– Ты уверен? А в стакан он тебе ничего не подсыпал?

– Нет.

На голову Тому упали первые капли дождя. Где-то далеко прогремел гром. Даже небеса настроены к нему враждебно.

– Я хочу умереть, – сказал он слабым голосом.

Дикки дернул его за руку. Том перешагнул через порог. Они оказались в небольшом баре напротив почты. Том слышал, как Дикки заказывает бренди, при этом он просил налить им итальянского бренди, потому что французское было ему не по нутру. Том выпил три рюмки сладковатого, как лекарство, напитка, который призван был вернуть его к тому, что, как он понимал умом, и называется реальностью: запах итальянских сигарет, которые курил Дикки, деревянная стойка бара, ощущение тяжести в животе, будто кто-то надавил кулаком на пупок, почти осязаемое предчувствие долгого крутого подъема к дому, отзывавшееся легкой болью в бедрах.

– Со мной все в порядке, – сказал Том тихим, низким голосом. – Не знаю, что со мной случилось. Наверное, жара дала о себе знать.

Он усмехнулся. Вот это и есть реальность – выставлять происходящее в смешном и нелепом виде, и это гораздо важнее всего того, что происходило с ним на протяжении пяти недель с того момента, когда он познакомился с Дикки…

Дикки ничего не сказал, лишь сунул сигарету в рот и, достав пару банкнот в сто лир из бумажника крокодиловой кожи, положил их на стойку бара. Том обиделся, что Дикки промолчал, обиделся как ребенок, вокруг которого все хлопотали, когда он был болен, но который все же ожидал после выздоровления услышать хотя бы одно ласковое слово. Но Дикки был безучастен. Он угостил Тома несколькими рюмками бренди так же равнодушно, как если бы встретил незнакомого человека без гроша, которому было нехорошо. Неожиданно Том подумал: «Дикки не хочет, чтобы я ехал в Кортину». Эта мысль уже не первый раз приходила ему в голову. В Кортину поедет Мардж. Когда Мардж с Дикки в последний раз были в Неаполе, они купили новый огромный термос для поездки в Кортину и даже не поинтересовались у него, нравится ли этот термос ему. Они просто медленно, шаг за шагом, отстраняли его от приготовлений к поездке. Тому казалось, что Дикки ждет, чтобы он уехал, прежде чем они отправятся в Кортину. Две недели назад Дикки говорил, что покажет ему лыжные трассы вокруг Кортины, отмеченные на его карте. Как-то вечером Дикки развернул карту, но Тому не сказал ни слова.

– Готов? – спросил Дикки.

Послушно, как собака, Том вышел вслед за ним из бара.

– Если ты сам можешь добраться до дому, то, может, я забегу ненадолго к Мардж? – спросил Дикки, когда они вышли на дорогу.

– Я чувствую себя отлично, – ответил Том.

– Вот и хорошо.

Отойдя на какое-то расстояние, Дикки обернулся и бросил через плечо:

– Не зайдешь ли на почту? А то я могу забыть.