Талантливый мистер Рипли

– На квартире у своих американских друзей. У них большая квартира. Их зовут Нортапы, они живут на Виа Кватро-Новембре. Думаю, было бы неплохо ему позвонить. Я запишу тебе адрес.

– Отлично. Но вообще-то, я ему не нравлюсь?

Мардж едва заметно улыбнулась.

– Откровенно говоря, нет. Но по-моему, он несколько несправедлив к тебе. Наверное, полагает, что ты жил за счет Дикки.

– Да нет же. Жаль, что мне так и не удалось уговорить Дикки вернуться домой, но я все уже объяснил. Когда я услышал, что Дикки исчез, я написал мистеру Гринлифу все то хорошее, что знал о Дикки. Неужели и это не изменило его мнения?

– Может, и изменило, но… Прости, Том! Испортила такую замечательную скатерть!

Мардж пролива мартини и принялась затирать салфеткой пятно на вышитой скатерти.

Том сбегал на кухню за мокрой тряпкой.

– Все в порядке, – сказал он, глядя, как деревянная поверхность стола белеет в том месте, где он протирал тряпкой. Не скатерть ему было жалко, а красивый стол.

– Извини меня, – снова сказала Мардж.

Том ее возненавидел. Он вспомнил вдруг, как в ее окне в Монджибелло висел лифчик. Если он предложит ей остаться, она немедленно развесит свое белье по всем стульям. Ему стало тошно от всего этого. Он заставил себя улыбнуться.

– Надеюсь, ты окажешь мне честь, если проведешь ночь в моей спальне. Не в моей, конечно, – добавил он, рассмеявшись, – а в одной из двух, что наверху. Выбирай любую.

– Большое спасибо. Я, пожалуй, останусь.

Она смотрела на него с сияющей улыбкой.

Том разместил ее в своей спальне – тахта в другой комнате была не такой удобной, как его двуспальная кровать. Мардж прилегла вздремнуть после обеда и закрыла дверь. Том беспокойно бродил по дому и думал, не нужно ли ему еще что-нибудь убрать из своей комнаты. Он вспомнил, что паспорт Дикки лежал за подкладкой чемодана, который стоял в шкафу, но паспорт был единственной вещью в Венеции, принадлежавшей Дикки. Ему не приходило в голову, что в комнате могло бы его изобличить, и он попытался отогнать от себя дурные мысли.

Потом он провел Мардж по всему дому, показал полку с книгами в кожаных переплетах в комнате, примыкающей к спальне. Книги, как он сказал, достались ему вместе с домом, хотя на самом деле он купил их в Риме, Палермо и Венеции. Он вспомнил, что штук десять из них были у него в Риме, и молодой полицейский, явившийся с Роверини, склонился над ними, очевидно изучая их названия. Но тут совершенно нет повода для беспокойства, даже если этот полицейский сюда заглянет. Он показал Мардж главный вход в дом, с широкими каменными ступенями. Был отлив, и четыре ступени обнажились, две нижние были покрыты толстым влажным мхом. Мох был скользким, длинноволокнистым и свисал над краями ступеней, точно грязные темно-зеленые волосы. Эти ступени вызывали у Тома отвращение, но Мардж они показались романтичными. Она склонилась над ними, глядя в глубину канала. Тому захотелось столкнуть ее в воду.

– Мы можем взять гондолу и вернуться вечером к этому месту? – спросила она.

– Конечно.

Разумеется, вечером они отправятся куда-нибудь пообедать. Тома страшил предстоящий долгий итальянский вечер: ужинать раньше десяти они вряд ли начнут, а потом ей захочется посидеть на Сан-Марко за чашечкой кофе до двух ночи.

Том взглянул на покрытое дымкой темное венецианское небо и увидел, как чайка скользнула вниз и уселась на ступеньки какого-то дома у канала. Он размышлял над тем, кому бы из своих новых венецианских друзей позвонить и спросить, нельзя ли зайти вместе с Мардж в пять часов на коктейль. Конечно же, ей все будут рады. Он остановился на англичанине Питере Смит-Кингсли. У Питера была афганская борзая, пианино и отличный выбор напитков. Том подумал, что лучше Питера не найти, потому что тот очень не любил, когда гости от него уходят. У него можно было оставаться до самого ужина.

24

Часов в семь Том позвонил мистеру Гринлифу от Питера Смит-Кингсли. Мистер Гринлиф был настроен более дружески, чем Том ожидал, жадно ловил любую, даже самую незначительную информацию о Дикки. Питер, Мардж и Франкетти – двое симпатичных братьев из Триеста, с которыми Том недавно познакомился, – находились в соседней комнате и слышали почти каждое слово, которое он произносил, поэтому, как показалось Тому, он вел разговор даже лучше, чем если бы был один.

– Я рассказал Мардж все, что знаю, – говорил он, – поэтому, если что-то и забыл, она вам расскажет. Мне жаль только одного – я ничем не могу помочь полиции. Я не знаю ничего, что представляло бы для них интерес.

– Ох уж эта полиция! – резко возразил мистер Гринлиф. – Я начинаю думать, что Ричард мертв. А итальянцы почему-то не хотят признаваться в том, что такое возможно. Да они просто дилетанты. Пожилые дамы, играющие в сыщиков.

Тома изумило, с какой прямотой мистер Гринлиф высказался по поводу того, что Дикки может быть мертв.

– А вы не думаете, что Дикки мог покончить с собой, мистер Гринлиф? – осторожно спросил Том.

Мистер Гринлиф вздохнул.

– Не знаю. В принципе это возможно, вполне возможно. Я никогда не был высокого мнения об уравновешенности моего сына, Том.