— В те времена забор был новым, — сказал Ричард, когда он смог снова говорить. В ветвях высокого раскидистого дуба пел козодой. Запах соли в воздухе становился сильнее. — Я помню это. И вывеску: «ЛАГЕРЬ ГОТОВНОСТИ» — вот что она гласила. Там была полоса препятствий, канаты, по которым можно было лазить, и другие канаты, на которых надо было повиснуть и, раскачавшись, перепрыгнуть через большие ямы с водой. Это все напоминало лагерь для новобранцев в фильме про морских пехотинцев времен второй мировой войны. Но парни, использовавшие эти приспособления, совсем не были похожи на морских пехотинцев. Они были толстыми и все были одеты одинаково — серые тренировочные костюмы с маленькими буквами «Лагерь готовности» на груди и красными полосками на брюках. Казалось, что в любой момент их может хватить удар или сердечный приступ. Или то и другое одновременно. Иногда мы оставались на ночь. Пару раз мы оставались на весь уик-энд. Не в сборном металлическом доме, он был чем-то вроде казармы для парней, плативших за то, чтобы их привели в форму.
— Если это действительно было так.
— Да, верно. Если это действительно было так. Так или иначе, мы ночевали в большой палатке и спали на раскладушках. Это было здорово! — Ричард тоскливо улыбнулся. — Но ты прав, Джек, не все парни, тусовавшиеся там, выглядели как бизнесмены, пытающиеся сбросить лишний вес. Были и другие…
— Какие другие? — тихо спросил Джек.
— Некоторые из них — многие из них — выглядели как большие волосатые твари из другого мира, — сказал Ричард таким тихим голосом, что Джеку пришлось напрячь слух, — я имею в виду Волков. Они выглядели
Джек кивнул. Он знал.
— Я помню, что я немного побаивался смотреть им в глаза. В них были какие-то вспышки света… словно их мозги были в огне.
Свет внезапного понимания загорелся в глазах Ричарда.
— Некоторые другие выглядели как новый баскетбольный тренер, о котором я тебе рассказывал. Который носил кожаную куртку и курил.
— Как далеко этот Пойнт-Венути, Ричард?
— Точно я не знаю, но мы обычно добирались сюда за пару часов, а поезд никогда не ехал быстро. Со скоростью бегущего человека, не быстрее. Вряд ли больше двадцати миль от Лагеря готовности, это все, что я могу сказать. Может быть, немного меньше.
— Значит, теперь мы в пятнадцати милях или меньше от него. От…
— Да, верно.
Джек посмотрел вверх. День стал темнее. Солнце скрылось за пеленой облаков. Температура упала градусов на десять, и день стал пасмурным. Козодой затих.
Ричард увидел вывеску первым — простой белый деревянный квадрат с черными буквами. Он стоял слева от рельсов, и вьюнок опутал ствол, словно столб стоял здесь уже давно. Надпись, однако, была свежей. Она гласила: «ХОРОШИЕ ПТИЧКИ МОГУТ ЛЕТАТЬ, ПЛОХИЕ МАЛЬЧИШКИ ДОЛЖНЫ УМИРАТЬ. ЭТО ВАШ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС:
— Ты можешь идти, Ричи, — сказал Джек тихо, — со мной ничего не случится. Они тебя пропустят. Это не твое дело.
— Мне кажется, что это — мое дело, — сказал Ричард.
— Я втянул тебя в это.
— Нет, — сказал Ричард, — мой отец втянул меня в это. Или судьба втянула меня в это. Или Бог. Или Джейсон. Кто бы это ни был, я остаюсь с тобой.
— Ладно, — сказал Джек. — Пойдем.
Когда они проходили мимо вывески, Джек подпрыгнул и ударом ноги, как заправский кунгфуист, сбил доску.
— Надо идти, дружок, — сказал Ричард с улыбкой.
— Спасибо. Только не называй меня дружком.
Несмотря на то что он снова стал выглядеть бледным и изнуренным, Ричард говорил на протяжении всего следующего часа их пути вдоль железной дороги, в то время как запах Тихого океана становился все сильнее. Словно из него лился поток воспоминаний, накопившихся за многие годы. И хоть лицо его ничего не выражало, Джек чувствовал восхищение… и глубокую жалость к маленькому ребенку, тянущемуся к последнему обломку привязанности — к своему отцу, которую Ричард открыл ему по неосторожности или намеренно.
Он смотрел на бледное лицо Ричарда, на язвы на щеках, лбу и вокруг рта, слушал его неуверенный, почти шепчущий голос, который нисколько не стеснялся того, что появилась наконец возможность рассказать все, и радовался, что Морган Слоут никогда не был
Ричард сказал, что он помнил ориентиры вдоль этой части железной дороги. Они видели крышу коровника с выцветшей рекламой сигарет «Честерфилд» на ней, выглядывающую из-за деревьев.
— Двадцать лучших сортов табака составляют двадцать чудесных сигарет, — сказал Ричард, улыбаясь. — Только в старые времена был виден весь коровник.
Он указал на большую сосну с двойной верхушкой, а спустя пятнадцать минут сказал Джеку: «На другой стороне этого холма была скала, похожая на лягушку. Давай посмотрим, стоит ли она там по-прежнему».