Да, это был Волк. Джек понял это еще до того, как этот парень обернулся. Он встал во весь рост, в нем было почти семь футов. Его волосы были длинными, растрепанными и не очень чистыми. К ним прицепилась пара репьев. Потом Волк повернулся, Джек увидел вспышку оранжевых глаз… и вдруг ужас сменился радостью.
Джек побежал к нему, не обращая внимания на работника бензоколонки, вышедшего посмотреть на него, и зевак около магазина. Его разношенные кроссовки шлепали по асфальту; на лице сияла улыбка; глаза светились, как сам Талисман.
Джинсовый костюм. Круглые очки, как у Джона Леннона. И широкая, добрая улыбка.
—
До Волка оставалось еще пять футов, когда он прыгнул. И Волк с легкостью поймал его, довольно улыбаясь.
— Джек Сойер! Волк! Вот это да! Точно как сказал Паркус! Я здесь, в этом месте, где Бог скребет когтями и воняет дерьмом, как в болоте, и ты тоже здесь! Джек и его друг! Волк! Хорошо! Прекрасно! Волк!
— Я знал твоего брата, — сказал Джек, все еще находясь в сильных лохматых руках Волка. Теперь, посмотрев на его лицо, он увидел, что этот Волк был старше и мудрее. Но по-прежнему добрым.
— Мой брат Волк, — сказал Волк и опустил Джека на землю. Он прикоснулся кончиком одного пальца к Талисману. Лицо его наполнилось взволнованным благоговением. Когда он коснулся Талисмана, внутри Талисмана вспыхнула одинокая искра.
Он вобрал в себя воздух, посмотрел на Джека и улыбнулся. Джек улыбнулся в ответ.
Ричард подошел к ним, глядя на них с опаской и интересом.
— В Долинах есть не только плохие, но и хорошие Волки… — начал Джек.
—
Он протянул руку Ричарду. Ричард помедлил секунду, потом пожал ее.
— Это брат
— Теперь он на луне, — сказал брат Волка. — Он вернется. Все уходит, Джек Сойер, как луна. Все возвращается, как луна. Пойдем. Хочу выбраться из этого вонючего места.
Ричард выглядел озадаченным, но Джек понял Волка: бензоколонка была окружена горячим маслянистым ароматом паров бензина.
Волк подошел к «кадиллаку» и открыл дверцу, как шофер, кем он, как понял Джек, и был.
— Джек? — Ричард выглядел испуганным.
— Все в порядке, — сказал Джек.
— Но куда…
— К моей маме, я думаю, — сказал Джек. — Через всю страну в Аркадия-Бич, Нью-Хэмпшир. В вагоне первого класса. Давай, Ричи.
Они подошли к машине. На широком заднем сиденье лежал обшарпанный гитарный чехол. Джек почувствовал, как у него забилось сердце.
— Спиди! — Он повернулся к брату Волка. — С нами поедет Спиди?
— Не знаю никакого Спиди, — сказал Волк.
Джек показал на гитарный чехол:
— Откуда это взялось?
Волк улыбнулся, обнажая множество острых зубов.
— Паркус, — сказал он. — И еще он оставил это. Чуть не забыл.
Из заднего кармана он достал очень старую открытку. На ней была изображена карусель, многие лошадки на которой были знакомы Джеку, — Элла Спиди и Серебряная Леди тоже были там; но женщины на заднем плане были одеты в турнюры, на мальчиках были бриджи, у многих мужчин были шляпы-котелки и закрученные усы.
Джек повернул открытку другой стороной и сначала прочитал слова, напечатанные в середине: КАРУСЕЛЬ В АРКАДИЯ-БИЧ, 4 ИЮЛЯ 1894 ГОДА.
Спиди — не Паркус — нацарапал на открытке пару предложений. Почерк его был прыгающим и неуклюжим, он писал мягким и тупым карандашом:
Джек положил открытку в карман и залез в «кадиллак». Один из замков на чехле был сломан, Джек открыл остальные три.
Ричард забрался следом за Джеком.
— Боже праведный! — прошептал он.
Гитарный чехол был набит двадцатидолларовыми банкнотами.
Волк вез их домой, и хотя память Джека была переполнена множеством осенних событий, он запомнил каждый момент этого путешествия. Они с Ричардом сидели на заднем сиденье «эльдорадо», и Волк вез их все дальше и дальше на восток. Волк знал дороги, и Волк вез их. Иногда он проигрывал кассеты с записями «Криденс» — «Беги через джунгли», похоже, была его любимой песней — на громкости, близкой к болевому порогу. Потом он мог провести долгое время, прислушиваясь к тональным вариациям ветра, управляя с помощью кнопки ветровым окошечком автомобиля. Это, похоже, совершенно очаровывало его.