Талисман Шлимана

Утром встал рано. По совету Александра Владимировича я собирался провести несколько дней в Саккаре, в том месте, где раньше был Мемфис, древняя столица Египта. Осмотр я решил начать не с пирамиды Джосера, его главной достопримечательности, а с окраин. Вчера я виделся с египетским археологом, другом Александра Владимировича, и он рассказал мне о нескольких вновь открытых гробницах – мастабах и очень советовал их посетить. О них же писал мне и наш профессор и даже приложил нарисованный от руки план, который мало чем помог. Найти эти гробницы оказалось непросто среди стоявших на песке многих похожих друг на друга мастаб. Я бродил и бродил между древними гробницами, положившись уже на волю случая, и вдруг в одном месте увидел ступени.

Куда они вели? Все остальное разрушилось от времени. Я остановился около них. Ступени возникали из песка. Шершавый, горячий, он заметал их, молчащий, разрушающий даже камень.

Они были мертвы, но ведь когда-то по ним ходили. Мне вдруг во что бы то ни стало захотелось услышать стук, ритм этих шагов. Легкий ветер от одежд женщин, уверенную поступь воинов.

Тысячи жизней возникали и исчезали, что от них осталось? Но их помнят камни.

И показалось, что я чувствую

тайное знание ступеней.

Я задумчиво прошел еще несколько шагов. Там стояла мастаба. Без особой надежды увидеть что-то необычное, я зашел в сумрачное помещение. Здесь можно было передохнуть от яркого солнца. Но когда глаза привыкли к темноте, прямо на той стене, у которой я стоял, я увидел фреску. Я зажмурил веки от неожиданности, в первую секунду подумав, что это мне, непривычному к такой жаре, просто кажется. Медленно снова открыл глаза.

И чей-то взгляд, тихий и ждущий. Как твое имя? Ты не Кассандра. Кто ты?

Ее жест напомнил мне вдруг ту женщину в моей жизни. Ту возможность. И неутоленность поцелуя, сколько их было до и после. И вдруг здесь, в древней египетской гробнице, я вспомнил именно тот. Тогда казавшийся случайным, здесь вдруг необъяснимо ставший единственной возможностью любви, мимо которой мы прошли оба.

Это внезапно вспыхнувшее воспоминание было таким пронзительно ясным. Мне представилось то, как позже я хотел сказать тебе нечто важное для нас обоих, но в комнату вошла моя жена, а по твоему телефону ответил мужской голос…

Что со мной?

Кто же здесь похоронен, откуда все это?

Таится ли здесь какая-то древняя история любви, которую мы никогда не узнаем, но которая может всколыхнуть на дне души случайного прохожего все задавленные прошлые чувства.

Я сфотографировал фреску и стал ее разглядывать. Женщина была нежно, тревожно красива. В ее позе и в выражении лица было что-то, что меня удивило. Я даже вышел в другое помещение; чтобы проверить то чувство, которое это у меня вызывало. Но изображение словно вновь притягивало к себе. Непонятное волнение охватило меня. Ее тонкие руки были протянуты, в них было ожидание, такое зовущее и доброе. Она кого-то ждала и, казалось, хотела что-то ему отдать.

Но на то место, куда она протягивала руки, свет не падал. Странное любопытство одолело меня. И не придумав ничего умнее, а, возможно, и кощунственнее, я зажег зажигалку. Слабый огонь на мгновенье осветил все колеблющимся светом.

Когда я вышел из мастабы и при ярком солнце обдумывал это и убеждал себя, что все просто и, возможно, эта недавно открытая мастаба с такой выразительной фреской (одни движения чего стоят) очень интересна и археологи, наверное, для сохранности решили прикрыть фреску стеклом, а в нем много чего отражается.

Я почти уверил себя в этом, потому что, если это не так, мне становилось не по себе. Я курил одну сигарету за другой, удаляясь от гробницы. Стараясь унять внутреннюю дрожь, вспомнил об известной находке статуи III тысячелетия до нашей эры, увидев которую на раскопе все египетские рабочие неожиданно сказали: «Это наш староста». Бывают такие удивительные сходства даже через тысячелетия. При желании кроме искусствоведческого аспекта здесь можно найти что-то мистическое. Но вероятнее тогда сходство было в своем роде этническое, в типе лица, фигуры. Сейчас мне надо было себя уговорить, потому что иначе… мне становилось не по себе.

Тот, на кого смотрел египтянин в древней мастабе, тот, к кому тянула тонкие руки хрупкая женщина – это был человек, рельеф человека, но его взгляд был мне знаком, он был похож на меня.

Я шел по песку туда, где виднелась пирамида Джосера, уже со странным спокойствием вспоминая, что никогда не видел застекленных фресок в гробницах Египта. Здесь в этом нет необходимости, в сухом климате они и так не разрушаются.

Стемнело. Запах древнего юга. Тайна:

И казалось, возможно счастье…

В том чувстве, которое меня охватило было все. Была и возможность любви, той, которую я не успел прожить, и вдруг я подумал о смерти. Древние египтяне писали о любви на стенах гробниц. «То, что сделано, сделано в сердце». Я ведь еще могу тебе позвонить, в жизни и любви всегда еще может быть продолжение… Но в смерти такой возможности нет. В смерти, как и в истории, нет сослагательного наклонения.