Талтос

Наконец Роуан почувствовала изнеможение. Тело требовало сна, оно хотело лечь и отдохнуть, а не подвергаться пытке. Ничего не изменилось. Куклы немигающе смотрели в пространство – так всегда смотрят куклы. Но нечто вроде усталости охватило душу, и показалось возможным, всего лишь возможным, отложить слезы, отринуть страдания, дать всему закончиться, ибо только тогда чувство вины уйдет, когда она будет так же мертва, как и они…

Он был там. Стоял перед окном. Его ни с кем не спутать. Никто другой не мог быть так высок. К тому же Роуан уже слишком хорошо знала его лицо, линию его профиля.

Он услышал, как она в темноте шла по коридору. Но не двинулся с места. Он просто прислонился к оконной раме и смотрел на огни снаружи, наблюдая за тем, как чернота тает и превращается в молоко, а звезды рассеиваются, как будто сливаясь с ним.

Что он думал? Что она решила найти его?

Роуан ощутила себя совершенно разбитой внутренне, слабой. Не в силах понять, что лучше сделать, она почувствовала необходимость подойти к нему, встать рядом и смотреть на туманную картину крыш и башен, на мигающие огни вдоль улиц, на дымки, поднимавшиеся над сотнями каминных труб.

Она так и сделала. Встала рядом с ним.

– Мы ведь теперь любим друг друга, – сказал он. – Разве нет?

Лицо Эша было грустным. Роуан это огорчило. Это была новая боль, слившаяся с еще не затихшей прежней болью, нечто мгновенное, что могло бы вызвать слезы, проникнув туда, где раньше царила лишь черная пустота, похожая на ужас.

– Да, мы любим друг друга, – ответила она. – Всем сердцем.

– И это останется с нами. Да?

– Да, навсегда. До тех пор, пока мы живы. Мы друзья и всегда ими будем, и ничто, ничто никогда не разрушит эту связь.

– И я буду знать, что вы всегда там. Это так просто.

– Да, а когда тебе не захочется больше оставаться в одиночестве, приходи. Приходи и оставайся с нами.

Он впервые повернулся, как будто прежде не желал смотреть на нее. Небо бледнело так быстро, что комната наполнялась светом и как будто становилась больше. Лицо Эша было усталым и почти совершенным.

Один поцелуй, один целомудренный молчаливый поцелуй – и больше ничего, лишь крепкое пожатие рук.

А потом она ушла, сонная, страдающая, радуясь тому, что дневной свет уже залил мягкую постель.

«Теперь я могу спать, – думала Роуан, – теперь я могу наконец спать, уютно устроившись под мягким одеялом рядом с Майклом».

Глава 32

Было слишком холодно, чтобы выходить наружу, но зима не собиралась ослаблять свою хватку. И если маленький человек хотел встретиться в траттории, значит так и должно быть.

Эш ничего не имел против пешей прогулки. Он не хотел оставаться один в своих пустых комнатах в башне и был вполне уверен, что Сэмюэль уже в пути и ничто не заставит его вернуться.

Он наслаждался толпой на Седьмой авеню, спешившей в ранних сумерках, яркими витринами магазинов, наполненными чудесно расписанным восточным фарфором, затейливыми часами, бронзовыми фигурками и коврами, шерстяными и шелковыми, – всем тем, что предлагали магазины в этой части центра города. Пары торопились поужинать, чтобы успеть к началу концерта в Карнеги-холле, – там выступал молодой виолончелист, ставший мировой сенсацией. Модные бутики еще не были закрыты; и сыпавшиеся сверху маленькие снежинки не могли скрыть тротуары, потому что по ним непрерывно топали тысячи человеческих ног.

Да, это было неплохое время для прогулки. Но плохое для попыток забыть о том, что ты только что обнимал своих друзей, Майкла и Роуан, в последний раз и неизвестно, когда они подадут о себе весть.

Конечно, они не знают, что это и есть правило игры, то, чего требовали его сердце и его гордость, но, скорее всего, ничуть не удивились бы. Они провели вместе четыре дня в бесконечных разговорах. Теперь он не был уверен в их любви, как и в первый момент их встречи в Лондоне.

Нет, он не хотел быть одиноким. Проблема состояла в том, что ему приходилось делать все, чтобы оставаться как можно более незаметным. А сейчас люди сразу обращали внимание на невероятно высокого мужчину с темными волнистыми волосами, совсем не по погоде одетого в шелковую фиолетовую куртку, да еще и с желтым шарфом на шее. Просто безумием с его стороны было появиться на улице в таком виде.

Но он ведь переоделся до того, как Реммик сообщил ему новость: Сэмюэль уложил вещи и уехал. Сэмюэль желал встретиться с ним в траттории. Сэмюэль оставил бульдога, так что, возможно, заботиться о собаке теперь придется ему, против чего Эш ничуть не возражал. (С чего бы ему возражать против собаки, которая пускает слюни и храпит, тем более что терпеть все это придется, без сомнения, Реммику и Лесли, к ее собственной радости надежно обосновавшейся в кабинетах и комнатах башни.) Для Англии у Сэмюэля может быть другая собака.

Траттория уже была битком набита. Постоянные посетители плечом к плечу устроились у стойки бара и за бесчисленными маленькими столиками.

Но Сэмюэль был там, как и обещал. Он попыхивал маленькой сигареткой (он их гасил точно так же, как Майкл), пил виски из маленького тяжелого стакана и ждал Эша.