Талтос

– Ты мог заманить его в Нью-Йорк, предложить так или иначе работать на тебя. Ему ведь сильно не повезло в жизни; но ты отправил его домой сочинять тома о том, что случилось. Черт, он мог бы стать твоим компаньоном!

– Это ему не подходит. Он должен был уехать домой.

– Конечно, это было правильно. И для тебя он был именно таков – изгой, цыган, сын шлюхи.

– Пожалуйста, не надо рассуждать так оскорбительно и вульгарно. Ты меня пугаешь. Послушай, так решил сам Юрий. Если бы он не хотел вернуться, ему стоило только сказать об этом. Его жизнь связана с орденом. Он должен был вернуться – хотя бы для того, чтобы залечить свои раны. А потом? Он не был бы счастлив здесь, в моем мире. Куклы магически действуют на тех, кто их любит и понимает. Для других они не более чем игрушки. Юрию не присущи утонченные духовные качества.

– Звучит неплохо, но глупо, – откликнулся Сэмюэль, покосившись на официанта, поставившего перед ним новую порцию спиртного. – Твой мир полон вещей, которые Юрий вполне мог бы делать. Ты мог позволить ему строить новые парки, сажать деревья, исполнять все эти твои грандиозные замыслы. Что ты там говорил своим магам? Что ты собираешься построить парки в небе, чтобы каждый мог увидеть то, что видишь ты из своих мраморных покоев? Ты мог бы дать этому парнишке занятие на всю жизнь и иметь хорошего друга…

– Лучше замолчи. Этого не произошло. Этого просто не случилось.

– Но случилось то, что тебе хочется дружить с теми магами, с мужчиной и женщиной, которые поженились и которых окружает огромный клан, с людьми, изначально предназначенными для семейной жизни. И это более чем по-человечески…

– Как мне заставить тебя умолкнуть?

– Никак. Пей свое молоко. Я знаю, тебе хочется. Тебе неловко пить его на моих глазах, ты боишься, что я могу сказать что-нибудь вроде: «Эшлер, да пей ты уже свое молоко!»

– Что ты теперь и делаешь, хотя и видишь, что я к молоку не прикоснулся.

– А, вот в чем дело! Ты любишь тех двоих, тех колдунов. Но теперь им предстоит – я это понимаю – забыть все, весь кошмар Талтосов и убийство маленьких дураков, просочившихся в Таламаску. Для душевного здоровья того мужчины и той женщины весьма важно вернуться домой и строить жизнь так, как того ожидают от них все Мэйфейры. А мне противно видеть, что ты любишь тех, кто обязательно повернется к тебе спиной, тех, кто просто должен так поступить.

Эш промолчал, не желая отвечать.

– Их окружают сотни людей, которых они должны убедить в том, что данная часть их жизни – ложь, – продолжил увещевать его Сэмюэль. – Им захочется забыть о твоем существовании; они не пожелают, чтобы великое пространство их повседневной жизни потерялось в сиянии твоего присутствия.

– Понимаю.

– Мне не нравится, когда ты страдаешь.

– А разве я страдаю?

– Да! Мне нравится открывать журналы и газеты и читать о твоих маленьких корпоративных победах, видеть твое улыбающееся лицо в верхних строчках списка десяти самых богатых людей мира или в списке самых желанных холостяков Нью-Йорка. Но теперь я вижу, что ты разобьешь себе сердце, гадая, действительно ли та парочка стала тебе друзьями, сможешь ли ты к ним обратиться, когда у тебя будет тяжело на сердце, сможешь ли ты положиться на них, доверяясь полностью, что необходимо каждому живому существу…

– Прекрати, пожалуйста, Сэмюэль!

Наступило молчание. Маленький человек вздохнул. Он отпил из своего стакана примерно половину, потом облизнул резко изогнутую нижнюю губу удивительно розовым языком.

– Эй, Эш, я не хотел…

– Я приехал, когда ты позвонил, Сэмюэль.

– А теперь жалеешь об этом?

– Нет, я совсем не о том. Кроме того, с чего бы мне сожалеть?

– Забудь обо всем, Эш. Серьезно. Забудь все. Забудь о Талтосах в долине. Забудь, что знаком с теми магами. Забудь, что тебе нужен кто-нибудь, кто любил бы тебя таким, какой ты есть. Это невозможно. Я боюсь. Боюсь того, что ты сделаешь теперь. Все это уже слишком знакомо.

– Что тебе знакомо? – тихо спросил Эш.

– Ты уничтожишь все это, компанию, корпорацию «Игрушки без границ, или Куклы для миллионов». Ты впадешь в апатию. И просто бросишь все! Уйдешь куда-нибудь далеко, и все то, что ты построил, все то, что ты создал, медленно развалится без тебя. Так уже бывало прежде. А сам ты исчезнешь, как исчезал я, и однажды холодным зимним вечером – не знаю, почему ты всегда выбираешь середину зимы, – ты снова появишься в долине, чтобы найти меня.

– Это более важно для меня, Сэмюэль, – сказал Эш. – Это важно по многим причинам.

– Парки, деревья, сады, дети…

Эш промолчал.

– Подумай обо всех тех, кто зависит от тебя, Эш, – снова заговорил Сэмюэль, продолжая все ту же проповедь. – Подумай обо всех тех людях, которые делают, продают, покупают и любят те вещицы, что ты придумал. Это, я думаю, может заменить душевное равновесие – знать, что от тебя зависит множество живых существ, теплых, обладающих разумом и чувствами. Как думаешь, я прав?

– Это не замена душевного равновесия, – ответил Эш. – Это замена счастья.