Талтос

Монастырь был кельтским и вовсе не походил на монастыри бенедиктинцев, которые позже распространились по всей Европе. Монастырскую территорию окружала высокая стена, что делало его практически неприступной крепостью. Монахи жили в маленьких скромных хижинах, некоторые из них были внутри не более десяти футов в ширину. Церковь — скромное деревянное строение — отнюдь не производила впечатление величественного храма.

Никогда прежде не приходилось мне видеть подобное сооружение, находящееся в столь тесной гармонии с окружающей природой. В этом месте можно было слушать в тишине пение птиц, гулять, размышлять, молиться, беседовать с обаятельным, дружелюбным и воистину любезным Колумбой. В жилах этого человека текла королевская кровь, я тоже уже давно был королем. Наши владения располагались в северных частях Ирландии и Шотландии. Мы знали друг друга, и этот святой человек находил во мне нечто привлекательное: искренность Талтосов, глуповатая привычка сразу же переходить к сути дела, несколько чрезмерную восторженность.

Колумба вскоре признался мне, что суровая монастырская жизнь и умерщвление плоти были ключевыми аспектами христианский любви. Эта любовь не имела ничего общего с чувственностью. Она возносила человека духовно и никак не была связана с любовью плотской.

Великий монах мечтал обратить в свою веру все наше племя, мой клан. Он страстно желал видеть во мне священнослужителя, наставляющего соплеменников на путь истинный.

— Но вы просто не представляете того, о чем говорите, — возразил я, а затем, связав его клятвой неразглашения исповеди, то есть вечной конфиденциальности, поведал историю своей долгой жизни. Я раскрыл тайну чудодейственного ритуала нашего рождения и рассказал о том, что многие Талтосы могут жить бесконечно и сохранять вечную молодость, пока несчастный случай или общее бедствие не уничтожит кого-либо из нас.

О некоторых вещах я не стал ему рассказывать. В частности, о том, что когда-то был главным распорядителем великого танцевального обряда в Стоунхендже.

Но обо всем остальном я рассказал ему, даже об утраченной земле, о том, как мы жили в долине на протяжении столь многих сотен лет и как, постепенно сбросив с себя завесу тайны, приняли облик человеческих созданий.

Все это он выслушал с огромным интересом и затем сказал вещь совершенно изумительную:

— Можешь ли ты доказать мне все это?

Я осознал, что не смогу. Единственный способ для любого Талтоса доказать это — совокупление одного Талтоса с другим и рождение нового отпрыска

— Нет, — решительно ответил я. — Но взгляните на нас более внимательно. Посмотрите на наш рост.

Это предложение он отверг в мире существует множество высоких людей.

— Люди в течение многих лет знают о вашем клане. Ты — король Эшлер из Доннелейта, и всем известно, что ты хороший правитель. Если ты сам веришь в эти истории, это потому, что дьявол завладел твоим воображением. Забудь о них. Продолжай делать то, чего хочет от тебя Бог.

— Спросите Ниниана. Целое племя имеет такой рост.

Но он уже слышал об этом. Об очень высоких пиктах, живущих в горах Шотландии. Похоже, моя уловка хорошо действовала!

— Эшлер, — сказал он, — я не сомневаюсь в твоей добродетели. Еще раз советую отринуть заблуждения, которые тебе внушает дьявол

В конце концов, я согласился, но по одной причине. «Не важно, — думал я, — верит ли Колумба тому, что я рассказал о своем прошлом. Все, что имеет значение, — распознал ли он во мне душу».

Майкл, тебе известно, что в истории Лэшера есть один крайне важный момент? Живя во времена Генриха, он хотел верить, что обладает душой, и не мог смириться с тем, что не может быть священником Божьим, таким же, как любой человек. Мне известно это его ужасное, безвыходное положение. Все те, кто по той или иной причине оказывается, так сказать, чужим среди своих, по-своему сталкивается с этой дилеммой. Говорим ли мы о законнорожденности, о душе, о гражданстве, о братских или сестринских отношениях, мы всегда страстно желаем, чтобы нас считали воистину самостоятельными личностями, столь же ценными по внутренней сущности, как и любой другой.

Об этом мечтал и я. И совершил ужасную ошибку, приняв совет Колумбы. Я забыл, что мое знание было истиной.

Там, на Айоне, я принял христианство. Меня крестили, равно как и моих сыновей. За этим крещением должно было последовать другое, но для нас это было уже формальной процедурой. На маленьком острове, свободном от туманов Высокогорья, мы стали христианскими Талтосами.

Я провел немало дней в монастыре. Я прочел все книги, которые там были. Я был очарован картинами и очень скоро научился их копировать. Конечно, получив официальное разрешение. Я скопировал Псалтирь, потом Евангелие, поражая монахов своей, типично талтосской одержимостью. Я часами рисовал странных зверей яркими красками. Иногда я вынуждал монахов смеяться над своими стихами. Я делал выписки. Я доставлял им удовольствие своими познаниями в латыни и греческом.