Талтос

— Нет, ты это не сделаешь, — выкрикнула Роуан и теперь сама ринулась к девочке. — Ты не смеешь! Ты не смеешь! Майкл, отбери у нее Бру, останови ее!

— Морриган! Морриган…

И она, плачущая так жалобно, и запах, уплотняющийся, повисший в воздухе.

«И я любил вас, — подумал Эш, — и я считал, что еще немного — и я стану одним из вас. О, как больно! — Он плакал. — Сэмюэль был во всем прав. А там, за этими тонкими оконными стеклами. Неужели я плачу, неужели я пойду туда? Вдребезги разобью эти стекла?

Выступлю против вашего коварного молчания? Почему вы не сказали мне об этом? Почему вы так поступили? Почему утаили от меня?

О, мы плачем совсем как дети!»

Он рыдал так же, как рыдала она. Неужели они не понимают? Она почувствовала запах на тех подарках. Боже правый, какие страдания довелось ей испытать! Бедная новорожденная малышка!

Она подняла голову. Люди, собравшиеся вокруг, не смогли заставить ее сесть. Что же привлекло ее внимание? Что заставило взглянуть в окно? Она не могла видеть его: свет в доме был слишком ярким.

Он отступил назад, к самой траве. Запах, да, она уловила запах — его дорогая, его любимая новорожденная женщина! Закрыв глаза, он отшатнулся назад.

Она прижалась к самому стеклу. Руки распростерлись по оконным рамам. Она знала, что он рядом! Она почуяла его.

Какие были пророчества, какие были планы, какие были соображения, когда целую вечность он видел таких, как она, только в снах, а если наяву, то лишь дряхлых и иссохших или безумных, как Тесса. А здесь была она, горячая и юная! И она рвалась к нему.

Он услышал, как разбилось стекло. Он услышал ее крик и увидел, изумленный, как она ринулась к нему. В доме за ее спиной повисло ошеломленное молчание.

— Эшлер! — вскрикнула она детским высоким голосом, и тут же спешно посыпались слова, которые мог услышать только он: песни круга, воспоминания, песни о нем самом.

Роуан подошла к краю террасы. Майкл тоже был там. Но все они остались в прошлом, равно как и любые обязательства перед ними.

Она шла к нему по влажной траве.

Она кинулась в его объятия, буквально накрыв своими рыжими волосами. Сверкающие осколки битого стекла посыпались с нее водопадом. Он прижимал ее к себе, ощущая волнующее тепло мягких грудей. Его рука скользнула к ней под юбку, чтобы ощутить жар в живой складке, влажной и разгоряченной желанием; она стонала и слизывала его слезы.

— Эшлер! Эшлер!

— Ты знаешь мое имя! — прошептал он, страстно целуя юную женщину и удивляясь, как он смог сдержаться и прямо здесь, в ту же минуту, не сорвать с нее одежду?

Никто из тех, кого он когда-либо видел или помнил, не мог с ней сравниться. Она не была похожа на Жанет, погибшую в пламени костра. Она и не нуждалась в сравнениях. Она была самой собой, из его рода, его просящей и умоляющей любовью.

Подумать только! Как тихо стоят и наблюдают за ним его ведьмы. Все они вышли на террасу! Все — ведьмы! Ни пальцем не пошевелили, чтобы встать между ними, чтобы разлучить его с драгоценной возлюбленной, бросившейся к нему в объятия. Лицо Майкла выражало изумление, а Роуан… Но что это с ней? Что он увидел при свете? Ее смирение?

Ему хотелось сказать: «Я очень сожалею, но должен забрать ее с собой. Вы понимаете это. Я сожалею. Я не намеревался отобрать ее у вас. Я пришел не затем, чтобы судить вас и украсть ее. Но и не затем, чтобы раскрыть вашу тайну и потом отказаться от своей любви».

Она покрывала его лицо жадными поцелуями, прижималась к нему грудями, своими нежными, полными грудями. Но кто подходит к ним теперь, бежит через тротуар? Кто это? Рыжеволосая ведьма Мона?

— Морриган!

— Я ухожу теперь, мама, я ухожу. — Она пропела слова так быстро — разве они смогут понять? Но для него этого было достаточно. Он схватил ее на руки и, как только принялся бежать, увидел, что Майкл поднял руку в знак прощания. Его отчетливый прощальный жест давал разрешение уйти и означал пожелание удачи. И тут же он увидел свою прекрасную Роуан, кивнувшую ему. Только она, маленькая ведьма Мона, — только она кричала!

Он поспешил со своей красавицей сквозь темноту, ее длинные руки и ноги не мешали ему бежать через темное пространство, поросшее травой, вдоль выложенной камнем дороги, ведущей в другой темный и благоухающий сад. Влажный и густой, как древние леса.

— Это ты! Это ты! Знаешь, запах твоих подарков просто сводил меня с ума.

Он поставил ее на верх стены, перепрыгнул через каменную кладку и, подхватив Морриган на руки, побежал снова — по темной пустынной улице. Он едва мог поверить своему счастью. Сжав пальцами длинные волосы своей избранницы, он откинул назад ее голову и принялся покрывать поцелуями шею.

— Эшлер, не здесь! — крикнула она, мягкая и покорная в его объятиях. — В долине, на круге Доннелейта. Он все еще там! Я знаю! Я вижу его.

Да. Да, он не представлял себе, как сможет выдержать долгие часы трансатлантического полета с ней, прильнувшей к нему в темноте, но он должен выдержать это. Он не причинит боль ее нежным соскам, не повредит тонкую сияющую кожу.

Сжав ее руку, он бежал вместе с ней невероятно быстро.

Да. Долина…