Талтос

Поздней ночью он все еще слышал, как они смеялись. Часто играла музыка. Или то был сон о башне Стюарта Гордона? Затем послышался стук клавиш на клавиатуре компьютера, а потом опять смех и мягкий звук бегущих по лестнице ног. И звуки голосов — молодых, высоких и очень приятных, распевающих все ту же песню.

Зачем спать? Но вскоре он сдался, слишком утомленный, слишком нуждающийся в отдыхе, слишком соскучившийся по простым ситцевым простыням и теплому телу Роуан, спавшей рядом с ним. Молись, молись за нее. Молись за Мону. Молись за них..

— Отец наш, сущий на Небесах! Да святится Имя Твое; да приидет Царствие Твое…

Он широко раскрыл глаза. «Да приидет Царствие Твое». Нет. Ощущение внезапного страдания было безбрежным, но вместе с тем каким-то смутным. Он слишком устал. «Да приидет Царствие Твое». Он не мог обдумать это. Он повернулся и спрятал голову в теплое пространство между нежной шеей и плечом Роуан.

— Люблю тебя, — прошептала она из глубины сна и пробормотала молитву, возможно более утешительную, чем его обращение к Богу.

34

Чистый, монотонно падающий снег, бесконечные деловые встречи, телефонные разговоры, листы факсов, наполненные статистическими данными, выводами, — вся эта кипучая деятельность, которую он сам себе сотворил, погоня за златом и мечтами.

В полдень он опустил голову на стол. Прошло целых пять дней с отъезда Майкла и Роуан, и они так и не позвонили ему и не прислали даже короткого сообщения. И теперь он раздумывал, неужели его подарки каким-то образом огорчили их. Или с его стороны это был неверный поступок? Или они решили прекратить их связь, так же как он пытался стереть из памяти образ Тессы, головы Гордона на полу или Юрия, заикающегося и сжимающего руки, холодные зимы в долине и ядовитые насмешки Эйкена Драмма.

Чего мы ищем? Что нам, собственно, нужно? Как мы можем узнать, что именно осчастливит нас? Ведь так просто: поднять телефонную трубку, позвать Роуан или Майкла, спросить, все ли у них в порядке, оправились ли они после путешествия.

А что, если их голоса прозвучат отрывисто и равнодушно, и он останется с телефонной трубкой в руке, и связь прекратится после небрежно брошенных слов прощания? Нет, это было бы хуже, чем ничего.

Точнее, если уж быть до конца откровенным, это было бы не то, чего он хотел.

Просто прийти туда. Просто встретиться с ними. Не поднимая головы, он нажал на кнопку. Приготовить самолет. Улететь из этого города, от пронзительного холода в утраченную страну любви. Только взглянуть на них, на их дом в мягком сиянии света, посмотреть в окна, столь любовно ими описанные, и улететь обратно — без звука, без мольбы, без надежды встретиться с ними взглядами. Просто посмотреть на них.

В этом будет его утешение.

Когда-то все жилища были крошечными и закрытыми наглухо, укрепленными; в них не было окон, и невозможно было увидеть, кто обитает внутри. Но теперь все по-другому. Каждый может наблюдать за жизнью, доведенной до совершенства, если пожелает, если станет смотреть на нее как на картину в музее. Обычного стекла достаточно, чтобы не впустить в дом, и можно провести границу, ограждающую запретную территорию личной жизни каждого. Но боги милосердны и позволяют бросить быстрый взгляд внутрь, дабы увидеть тех, по которым скучаешь.

Этого будет достаточно. Надо сделать так. Они никогда не узнают об этом. Нет, он не станет пугать их.

Машина была наготове. Реммик отослал чемоданы вниз.

— Должно быть, приятно съездить на юг, сэр, — сказал он.

— Да, в Южную землю, — ответил он.

— В Англии это означает Сомерсет, сэр.

— Да, я знаю, — ответил он. — Скоро вернусь. Продолжайте поддерживать тепло в комнатах. Звоните мне сразу, если… Да, если здесь произойдет что-нибудь.

Сумерки здесь понятие относительное, город расположен в лесистой местности, и небесные создания — птицы — распевают как днем, так и в сумерках. Он выскользнул из машины в нескольких кварталах от дома. Он знал, как пройти туда. Он сверился с картой и теперь шел уверенно, проходя мимо стальных частоколов и вьющихся стеблей с розовыми и красными прожилками, с яркими соцветиями. В окнах сиял свет. Над головой во всю ширь, до самого горизонта, раскинулось небо, сверкающее и пышущее теплом. Как чудесно поют цикады! И разве не поразительны те создания, падающие камнем вниз, словно для поцелуя, в то время как они просто охотятся за добычей?

Он шагал все быстрее и быстрее, восхищаясь шероховатыми тротуарами, висящими флагами, поросшими мхом кирпичами, множеством удивительных вещей, до которых хотелось дотронуться или просто разглядеть их. И, наконец, он подошел к углу их квартала.

Там стоял дом, где родился Талтос. Величественный для нынешних времен; оштукатуренные под каменную кладку стены и трубы, вздымающиеся ввысь к облакам.

Сердце билось слишком быстро. Его ведьмы.

«Не беспокоить. Не просить. Просто увидеть. Простите меня за то, что прошел вдоль ограды, под изогнутыми ветвями этих цветущих деревьев, за то, что, внезапно оказавшись на этой пустынной улице, перебрался через ограду и спрыгнул вниз, во влажный кустарник.