— Я знаю тебя, — прошептала Морриган и потерлась лбом об его грудь. — Я знаю и твой запах тоже, и те вещи, которые ты видел. Я знаю, как пахнет ветер на Либерти-стрит и как выглядел дом, когда ты впервые вошел туда, как ты изменил его. Я знаю различные виды дерева и различные инструменты, знаю, как долго приходится втирать тунговое масло в волокнистое дерево, и звук трения сукна по дереву. И я знаю, как ты тонул. Ты был такой холодный, а потом согрелся. Ты видел призраки ведьм. Они самые худшие, самые сильные, быть может, за исключением призрака Талтоса. Ведьмы и Талтос. У тебя, должно быть, есть внутри что-то от нас, оно ждет, когда сможет выйти, чтобы возродиться и заново сотворить расу. О, мертвые знают все. Не знаю, почему они не говорят. Почему он — или любой из них — не приходит ко мне? Они только танцуют в моих воспоминаниях и произносят слова, которые говорят о чем-то важном для них. Папа, папа, я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — шептал он, крепко прижимая к себе ее голову. Он чувствовал, как дрожит сам.
— И знаешь…— Она смотрела на него снизу вверх, а слезы, текущие из глаз, оставляли дорожки на ее белых щеках. — Знаешь, папа, когда-нибудь наступит такой день, когда я возьму все руководство в свои руки.
— А это почему? — спросил он холодно, контролируя свой голос и выражение лица.
— Потому что так должно быть, — ответила она все тем же искренним, жарким шепотом Я быстро учусь, я такая сильная и уже сейчас знаю многое. И когда они выйдут из моей матки, а они выйдут оттуда, как я вышла из мамы, они будут обладать такой же силой, такими же знаниями, воспоминаниями, какие есть у меня, от людей и от Талтоса. Мы научимся честолюбию от вас. И человеческие существа начнут убегать от нас, когда они узнают. Они попытаются спастись бегством, и мир будет… мир будет разрушен. Что ты думаешь об этом, папа?
Он испытывал внутреннюю дрожь. Он слышал голос Эша. Он глядел на Роуан, лицо которой оставалось спокойным, совершенно бесстрастным.
— Жить вместе — таковой была наша клятва. — Он наклонился и губами слегка коснулся лба Морриган. Запах детской кожи был свежим и приятным. — Таковы мечты юных: править, господствовать над всеми. И тиранами в истории становились те, которые так и не выросли, — произнес он. — Но ты будешь расти. Ты получишь от нас все знания, какие только мы сможем дать.
— Ну и ну! Наверняка это будет нечто! — воскликнула Мэри-Джейн, складывая руки на груди.
Майкл внимательно посмотрел на нее, шокированный внезапно ее словами и тихим смехом, которым она разразилась, покачивая головой. Он взглянул на Роуан, ее глаза снова покраснели и были печальны, когда она слегка повернула голову и устремила взгляд на его странную дочь, а затем на Мону. И лишь на лице Моны он не заметил ни удивления, ни потрясения, а только страх, усилием воли контролируемый ужас.
— Мэйфейры тоже теперь относятся к моему роду, — прошептала Морриган. — Семья ходячих младенцев, разве ты не понимаешь? И все обладающие силой должны собраться вместе. Следует еще раз внимательно пересмотреть все компьютерные файлы; те, у которых двойная генетическая спираль, будут сразу же совокупляться; пока, по крайней мере, числа в обеих группах не сравняются, и тогда мы сможем встать рядом. Мама, мне нужно сейчас же приступить к работе. Я снова должна войти в компьютер Мэйфейров.
— Сперва остынь немного, — подала голос Мэри-Джейн.
— Что вы думаете и чувствуете? — Морриган потребовала ответа от Роуан, вперившись в нее взглядом.
— Ты должна узнать и принять наши взгляды на мир, и, может быть, когда-нибудь ты поймешь, что таковы и твои взгляды на жизнь. В нашем мире никто не создан для совокупления. Численные характеристики отнюдь не решающий параметр в нашем деле. Но ты убедишься в этом сама. Мы будем учить тебя, а ты будешь учить нас.
— И вы не будете обижать меня.
— Мы не сможем. Мы не будем, — ответила Роуан. — Мы не хотим.
— Вернемся к вопросу о самце. Ты утверждаешь, что этот самец оставил на вас свой запах. Он тоже одинокий?
Роуан помедлила, но затем кивнула. Морриган поглядела Майклу в глаза
— Совсем одинок, как я?
— Более одинок, — ответил Майкл, — у тебя есть мы, твоя семья.
Она поднялась на ноги, волосы ее разлетелись, пока она проделывала несколько быстрых пируэтов, пересекая комнату. Юбка из тафты шелестела, отражая свет переливающимися бегущими пятнами.
— Я могу ждать. Я могу подождать его. Я буду ждать. Только скажите ему, пожалуйста. Я оставляю решение за вами. Пусть решает клан. Пойдемте, Долли-Джин, Мона. Сейчас время для танцев. Мэри-Джейн, ты тоже хочешь? Роуан и Майкл, я хочу танцевать.
Она подняла руки и, опустив голову вниз, принялась вращаться. Длинные волосы скрыли ее лицо. Она напевала себе мелодию — что-то нежное, что-то такое, что Майкл знал, что слышал раньше, быть может от Тессы. От Тессы, которую увезли умирать, которая так никогда и не увидит это дитя? Или Эш напевал эту мелодию? Эш, который никогда не простит им, если они будут хранить это в тайне от него, вечного странника.