Она упала на колени перед Роуан. Обе молодые женщины застыли от ужаса, но Мона жестом приказала Мэри-Джейн пока ничего не предпринимать.
Роуан никак не отреагировала. Она только обняла колени крепко сжатыми руками и даже не пошевелилась, когда это гибкое, длинное тело вплотную приблизилось к ней, когда Морриган молча стала обнюхивать ее щеки, шею, волосы. Затем Роуан медленно повернулась и посмотрела ей в лицо.
«Не человек, нет, Боже милосердный, вовсе нет. Так кто же она?»
Спокойная и собранная, Роуан отлично скрывала свои истинные мысли и эмоции. Но несомненно, она почувствовала что-то похожее на опасность.
— Я могу ждать, — нежным голосом произнесла Морриган. — Напишите на камне его имя и где его можно найти. Вырежьте это на стволе погребального дуба. Напишите, где пожелаете. Спрячьте это от меня, но храните. Храните, пока не наступит время. Я могу ждать.
Затем она отвернулась от Роуан и, проделав те же самые пируэты, удалилась из комнаты, напевая все громче и выше, пока мелодия не превратилась в нечто похожее на свист.
Они сидели в молчании.
Внезапно Долли-Джин, очнувшись от сна — ибо она действительно задремала, — подала голос:
— Ох! Что здесь случилось?
— Я не знаю, — ответила Роуан.
Она взглянула на Мону и встретилась с ней взглядом. Они поняли друг друга без слов.
— Ладно, я лучше пойду. Надо проследить за ней, прежде чем она снова прыгнет в плавательный бассейн во всем своем наряде или ляжет спиной на траву, пытаясь уловить запахи тех двух мертвых тел, — сказала Мэри-Джейн, поспешно выходя из комнаты. Мона вздохнула
— Так что должна мать сказать отцу? — спросил Майкл.
Мона надолго задумалась.
— Следить. Следить и ждать. — Она поглядела на Роуан. — Я понимаю теперь, почему ты тогда так поступила
— В самом деле? — прошептала Роуан.
— Да, — ответила Мона, — да, я понимаю. — Она медленно поднялась на ноги и, уже выходя из библиотеки, внезапно повернулась: — Я не имела в виду… не имела в виду, что можно обижать ее.
— Мы знаем, что нельзя, — сказал Майкл. — И не забывай, она и мой ребенок тоже.
Мона взглянула на него, раздираемая противоречиями, беспомощная, словно в голове у нее роились тысячи вопросов и мыслей, которые ей хотелось высказать, спросить, объяснить. Но она только качнула головой и, повернувшись к ним спиной, спокойно пошла к дверям. В последний момент Мона все же оглянулась. Лицо ее выражало всю гамму обуревавших душу чувств. Маленькая девочка с женским телом, скрытым под безвкусным, нелепо отделанным платьем. И мой грех сотворил это, мой грех выпустил на волю это создание, так же как и грех самой Моны, подумал он.
— Я тоже чувствую этот запах, — сказала Мона, — живого самца. — Нельзя ли смыть его окончательно? Оттереть с мылом? Быть может, тогда она успокоится. Перестанет думать об этом, говорить об этом. Быть может, она наконец придет в себя? Ночью она может войти к вам в комнату и склониться над вами, чтобы лучше рассмотреть и что-то понять. Но она не причинит вам зла. Ведь некоторым образом она зависит от вас.
— Каким же? — спросил Майкл.
— Все очень просто. Если она не будет поступать так, как мы говорим, вы никогда не расскажете ей об этом самце.
— Да, это позволит управлять ею, — сказала Роуан.
— Есть и другие способы. Ведь она так страдает.
— Ты утомилась, милая, — сказал Майкл, — тебе нужно отдохнуть.
— Да, пожалуй, так мы и сделаем. Уснем в объятиях друг друга. Только потом, когда вы проснетесь и увидите ее, обнюхивающую вашу одежду, не пугайтесь. Это может выглядеть ужасно.
— Да, — сказала Роуан. — Мы будем вполне готовы к этому.
— Но кто же он? — спросила Мона.
Роуан обернулась, словно желая убедиться, что расслышала вопрос правильно.
Долли-Джин, опустив голову, внезапно захрапела.
— Кто этот самец? — настаивала Мона. Глаза ее вдруг полузакрылись от изнеможения, и в оставшихся щелочках мелькнул странный свет.
— Если я скажу тебе, — сказала Роуан, — ты должна будешь держать это в тайне от Морриган. Позволь нам быть сильными в этом отношении. Доверься нам.
— Мама! — позвала Морриган.
Вальс начался. Струнный оркестр заиграл одну из тех прелестных, нежных мелодий Рихарда Штрауса, которые можно слушать бесконечно, всю жизнь. Он хотел видеть их танцующими, но время для этого было неподходящим.
— Охране известно, что она не должна выходить из дома? — спросил Майкл.
— На самом деле нет, мы не говорили им, — сказала Мона. — Знаете, было бы гораздо лучше, если бы вы приказали им уйти. Они… угнетают ее. Мне было бы гораздо легче справляться с ней, если бы они ушли. Она не сбежит от своей матери.
— Хорошо, — кивнула Роуан, — мы их отпустим.
Майкл был не столь уверен в целесообразности такого решения вопроса, но согласился:
— В этом мы… Ладно, пусть будет по-вашему. Голос Морриган раздался снова. Музыка нарастала.
Мона медленно повернулась и оставила их.