Талтос

— Я бы тоже не рассказала. Но такого рода сила не столь уж необычна в этой семье. Сколько девушек, как ты думаешь, стали добычей этого сутенера? Ведь именно так говорят в подобных случаях, не так ли?

Эухения прислуживала им, не обращая на них ни малейшего внимания. Телятина с виду была превосходна, хорошо обжаренная и сочная. В легком винном соусе.

Мэри-Джейн кивнула

— Куча девчонок. Полные идиотки, — сказала она.

Эухения поставила перед ними холодный салат из картофеля с горошком — еще одно блюдо по рецепту Майкла Карри, — приправленное маслом и чесноком Эухения шлепнула большую ложку салата на тарелку Мэри-Джейн.

— У нас не найдется еще молока? — спросила Мона . — Что ты пьешь, Мэри-Джейн?

— Кока-колу, пожалуйста. Эухения, если вы не возражаете, я, конечно, могу встать и принести ее сама.

Эухения захлебнулась в ярости от такого предложения, особенно из-за того, что оно исходило от какой-то неизвестной кузины, очевидно совершенной деревенщины. Она внесла банку и стакан со льдом

— Ешь, Мона Мэйфейр! — сказала Эухения и налила молока из картонного пакета. — Ну, начинай же.

Мясо показалось Моне отвратительным на вкус. Она не могла понять почему. Ей всегда нравилась пища такого рода. Теперь же, как только перед ней оказывалась еда, она вызывала отвращение. Возможно, просто обычный приступ дурноты, подумала она, и это только доказывает, что все развивается согласно графику. Аннелле сказала, что это начнется примерно после шести недель. То есть прежде, чем она объявила, что ребенок уже был трехмесячным чудовищем.

Мона пригнула голову. Маленькие обрывки, лоскутки того последнего сновидения снова вернулись к ней, очень настойчивые и наполненные ассоциациями, которые убегали с немыслимой скоростью, стоило ей попытаться схватить их и удержать в памяти, чтобы постичь смысл всего сновидения.

Она снова села. Стала медленно пить молоко.

— Только оставь упаковку, — сказала она Эухении, суетившейся над нею, сморщенной и внушительной, сверкающей глазами на нее и нетронутую тарелку.

— Она будет есть то, что ей нужно есть, не так ли? — спросила Мэри-Джейн, стараясь помочь ей.

Такая милая! Сама она с аппетитом расправилась со своей телятиной и шумно стучала вилкой по тарелке, пытаясь наколоть кусочки грибов и лука, которые еще оставались от салата. Наконец нервы Эухении не выдержали, и она вышла.

— Вот салат, ты хочешь его? — сказала Мона. — Возьми, пожалуйста. — Она подтолкнула тарелку к Мэри-Джейн. — Я до него даже не дотронулась.

— Ты уверена, что не станешь есть?

— Меня от него тошнит. — Она налила себе еще стакан молока. — Я никогда не отличалась любовью к молоку, знаешь ли, быть может, потому, что холодильник в нашем доме никогда не сохранял его холодным. Но теперь пью с удовольствием. Все изменяется.

— О да, как что, например? — спросила Мэри-Джейн, широко раскрывая глаза. — Она одним духом покончила с целой банкой кока-колы. — Можно мне встать и достать еще одну?

— Да, — сказала Мона

Она наблюдала, как Мэри-Джейн подскочила к холодильнику. Ее платье было достаточно расклешено, чтобы по фасону походить на детское. Ноги выглядели великолепно мускулистыми благодаря высоким каблукам, хотя они смотрелись точно так же и в другой день, когда на ней были плоские туфли без каблука. Она протопала обратно и стала с жадностью поглощать предложенный Моной салат.

Эухения просунула голову в дверь из кладовки дворецкого.

— Мона Мэйфейр, ты вообще ничего не ела! Ты живешь на картофельных чипсах и прочей гадости!

— Убирайся отсюда! — твердо произнесла Мона. Эухения тут же исчезла

— Но ведь она старается заботиться по-матерински и все такое прочее, — сказала Мэри-Джейн. — Почему ты кричишь на нее?

— Я не желаю, чтобы кто бы то ни было относился ко мне по-матерински. И, кроме того, она так ко мне не относится. От нее уже нет житья. Она думает… она думает, что я, что я скверная девчонка. Объяснять это слишком долго. Она вечно бранит меня за что-то.

— Да, ведь когда отец ребенка имеет возраст Майкла Карри, понимаешь, люди начинают обвинять или его, или тебя.

— Откуда ты знаешь об этом?

Мэри-Джейн перестала поглощать еду и поглядела на Мону.

— Ладно, но ведь это он, не так ли? Я вроде как вычислила, что ты влюблена в него, еще когда была у вас впервые. Я вовсе не хочу сказать, что ты сумасшедшая. Думаю, что ты счастлива из-за этого. Я продолжаю ощущать, что ты счастлива, потому что он отец твоего ребенка.

— Я не слишком в этом уверена.

— Ох, но это он, — заверила Мэри-Джейн.

Она подцепила вилкой последний кусок телятины, взяла его в рот и с наслаждением стала жевать: ее смуглые гладкие щеки ходили ходуном, и на них не появлялись ни складки, ни морщинки — ни малейшего искажения. Вот уж действительно красивая девушка.

— Я знаю, — произнесла она, как только смогла проглотить мясо, прожеванное настолько, чтобы только не повредить горло и не подавиться до смерти.

— Послушай, — сказала Мона, — это нечто такое, о чем я еще ни с кем не говорила, и…