Талтос

— Все знают об этом, — сказала Мэри-Джейн. — Беа знает об этом. Она рассказала мне. Ты знаешь, что может спасти Беа? Эта женщина сумеет преодолеть свою скорбь по Эрону только по одной простой причине. Она никогда не перестанет беспокоиться о ком-нибудь еще. Она действительно тревожится о тебе и о Майкле Карри, потому что у него есть эти гены, как всем известно, а он муж Роуан. Но она говорит, что цыган, в которого ты влюбилась, совершенно тебе не подходит. Ему нужна женщина другого рода, дикая и бездомная, у которой нет семьи, — такая, как он сам.

— И она сказала все это?

Мэри-Джейн кивнула. Внезапно она увидела тарелку с хлебом, которую Эухения поставила на стол для них, — с ломтями обычного белого хлеба.

Мона не считала подобный хлеб подходящим для еды. Она ела только французский хлеб или булочки, специально приготовленные для определенных блюд. Нарезанный ломтями хлеб. Ломти белого хлеба!

Мэри-Джейн схватила верхний ломоть, сложила его и обмакнула в соус.

— Да, она говорила все это, — сказала Мэри-Джейн. — Она сказала тете Вив и говорила Полли и Энн-Мэри. Кажется, она не знала, что я тоже слышу. Но я думаю, это то, что помогает ей жить, — что она так много думает о семье, что пришла в Фонтевро и позволила мне уйти оттуда.

— Как смогли они узнать все обо мне и Майкле?

Мэри-Джейн пожала плечами.

— Ты меня спрашиваешь? Дорогая, это семейство ведьм; предполагается, что ты знаешь обо всем лучше меня. Они найдут сколько угодно способов, чтобы все выяснить. Но, если хорошенько призадуматься, можно вспомнить, что Старуха Эвелин проболталась Вив, если я не ошибаюсь. Что-то о том, что ты с Майклом оставалась здесь наедине?

— Да, — со вздохом призналась Мона. — Жутко важная новость! Я не обязана все им рассказывать. Вот и все, что я могу ответить по этому поводу. — Но если они начнут плохо относиться к Майклу, если переменят свое мнение о нем, если станут…

— Ах, не думаю, что тебе стоит тревожиться об этом; как я уже сказала, когда мужчина в его возрасте, а девушка — в твоем, они будут винить одного или другого, и, я думаю, они будут обвинять тебя. Не то чтобы они стали делать подлости или что-нибудь подобное, но будут говорить: «Чего бы Мона ни пожелала, — она своего добьется», и «Бедный Майкл», и все в таком же роде. Ведь ты понимаешь. Или будут говорить: «Если это подняло его с постели и он чувствует себя лучше, быть может, Мона действительно обладает целительным даром».

— Ужасно, — отозвалась Мона. — Действительно, это именно так, как я себя чувствую.

— А знаешь, ты крутая, — сказала Мэри-Джейн.

Телячий соус кончился. Следующий кусок хлеба Мэри-Джейн съела без всего. Она прикрыла глаза с удовлетворенной улыбкой. Ее ресницы, дымчатые и слегка фиолетовые, совпадали по цвету с губной помадой — нежные, пленительные и прекрасные Черты лица ее были дьявольски близки к совершенству.

— Теперь я поняла наконец, кого ты мне напоминаешь! — вскричала Мона. — Ты похожа на Старуху Эвелин. Я имею в виду те фотографии, на которых она еще совсем молодая.

— Что же, это имеет под собой основание, не так ли? — сказала Мэри-Джейн. — Ведь мы обе произошли от Барбары Энн.

Мона налила себе последний стакан молока. Оно все еще было удивительно холодным. Быть может, она и этот ребенок могли бы жить, питаясь одним молоком, хотя она не была в этом вполне уверена.

— Что ты имела в виду, говоря, что я «крутая»? — спросила Мона. — Что ты подразумевала под этим?

— Я имела в виду, что тебя не так-то легко обидеть. В большинстве случаев, если я говорю так, знаешь, откровенно, ничего не скрывая, без всякой задней мысли, по-настоящему пытаясь узнать человека. Ты понимаешь? Люди чувствуют себя оскорбленными.

— И неудивительно, — сказала Мона, — но меня ты не обижаешь.

Мэри-Джейн уставилась голодным взором на последний тонкий ломтик белого хлеба.

— Можешь взять его, — сказала Мона

— Ты уверена?

— Несомненно.

Мэри-Джейн схватила хлеб, вырвала из него середину и начала скатывать из нее шарик. — Знаешь, я люблю так делать, — сказала она. — Когда была маленькой… Ты понимаешь? Я брала целую буханку и раскатывала ее на маленькие шарики!

— А как насчет крошек?

— Все скатывала в шарики, — ответила она

— Bay! — довольно равнодушным тоном восприняла эту новость Мона. — Знаешь, ты действительно удивительное создание; ты наиболее вызывающе сочетаешь в себе и земное, и мистическое — такого я еще не встречала.

— Вот и приехали, уже выставляешься, — сказала Мэри-Джейн. — Я знаю, что ты не хотела меня обидеть, просто дразнишься, ведь так? Знаешь ли ты, если бы слово «земное» начиналось с «б», что бы могло означать это слово?

— С чего это ты вдруг об этом?