Талтос

— Потому что я уже подошла к «б» в своем изучении словаря, — ответила Мэри-Джейн. — Я работаю над своим образованием несколькими различными методами. Мне хотелось бы знать, что ты думаешь по этому поводу. Понимаешь ли, я создаю для себя словарь с крупными буквами. Ты понимаешь? Словарь такого вида, какими пользуются старые леди с плохими глазами? И вот я вырезаю слова с буквой «6», что позволяет мне ознакомиться с их значениями прямо на месте, понимаешь, вырезаю каждое слово с определением значения, а потом бросаю все маленькие шарики бумаги… Хоп — и вот мы снова встречаемся с ними. — Она засмеялась. — Шарики, много-много шариков.

— Это я заметила, — сказала Мона, — мы, маленькие девочки, все увлекаемся ими, не так ли?

Мэри-Джейн зашлась от смеха.

— Это лучше, чем я ожидала, — признала Мона. — Девчонки в школе одобрительно воспринимали мой юмор, но почти никто из семьи не смеялся над моими шутками.

— Твои шутки и вправду смешны, — сказала Мэри-Джейн. — Это потому, что ты гениальна. Я разделяю людей на два вида; одни — с чувством юмора, а другие — без него.

— Но как быть со всеми словами, начинающимися с буквы «б»? Ты их вырезаешь, скатываешь в шарики…

— Дальше я кладу их в шляпу. Представляешь? Точно как номера лотерейных билетов.

— Да.

— И затем я вынимаю их из шляпы по очереди, по одному за раз. Если это слово никто никогда не использовал, понимаешь, как, например, батрачианс?[16] Так вот, я сразу его выбрасываю. Но если это хорошее слово, например, блаженство — «состояние наивысшего удовольствия»… Тогда я запоминаю это слово прямо на месте.

— Хм-м-м, похоже, это довольно хороший метод. Догадываюсь, ты с большим удовольствием запоминаешь слова, которые тебе нравятся.

— О да, но на самом деле я запоминаю почти все — можешь себе представить? Будучи такой сметливой, какая я есть! — Мэри-Джейн кинула себе в рот хлебный шарик и начала измельчать в порошок корку.

— Даже значение слова батрачианс? — спросила Мона.

— Бесхвостое прыгающее земноводное, — ответила Мэри-Джейн. Она грызла оставшиеся хлебные корки.

— Эй, послушай, Мэри-Джейн, — сказала Мона, — в этом доме уйма хлеба. Ты можешь есть сколько угодно. Вон на столе лежит целая буханка, сейчас я принесу ее тебе.

— Сядь на место! Ты беременна. Я возьму его сама! — объявила Мэри-Джейн. Она прыгнула со стула, подхватила буханку в пластиковой упаковке и положила на стол.

— А как насчет масла? Ты хочешь масла? Здесь оно тоже есть.

— Нет, я постановила для себя есть хлеб без масла, экономить деньги, а кроме того, без масла хлеб кажется намного вкуснее. — Она вырвала ломоть прямо из пластика и с хрустом впилась в середину куска.

— Дело в том, что я забуду значение слова «батрачианс», если не буду им пользоваться, но слово «блаженство» я буду употреблять и не забуду.

— Ухватила твою мысль. Почему ты так странно смотришь на меня?

Мэри-Джейн не ответила. Облизнула губы, прихватила несколько оставшихся кусочков мягкого хлеба и съела их.

— Все это время ты не забываешь, о чем мы говорили, ведь так? — наконец спросила она

— Да.

— Что ты думаешь о своем ребенке? — На этот раз Мэри-Джейн выглядела встревоженной и заботливой; по крайней мере, в тоне ее явственно ощущалось сочувствие к тому, что ощущает Мона

— С ним может быть что-то неладное.

— Да, — кивнула Мэри-Джейн. — Я тоже так думаю.

— Не думаю, что из него может получиться какой-то гигант, — поспешно сказала Мона, хотя с каждым словом, как она убедилась, говорить приходилось все с большим трудом. — Это не будет какое-то чудовище или что-то подобное. Но, может быть, что-то с ним будет не в порядке, гены создадут какую-нибудь комбинацию, и случится что-то нехорошее. — Она глубоко вздохнула. Быть может, сейчас она испытывала самую чудовищную головную боль за всю жизнь. Она всегда о ком-нибудь беспокоилась: о своей матери, об отце, о Старухе Эвелин — о людях, которых любила. И познала множество скорби, особенно за последние годы. Но это беспокойство за будущего ребенка было совершенно другим: оно порождало столь глубокий страх, что он переходил в агонию. Она непроизвольно опять положила руку себе на живот.

— Морриган, — прошептала она

Что-то переместилось внутри ее, и она взглянула вниз, не изменяя положения головы.

— Что-то неладно с ребенком?

— Я слишком сильно беспокоюсь. Разве это ненормально — все время думать, что с ребенком что-то может случиться?

— Да, это нормально, — ответила Мэри-Джейн. — Но в этой семье есть множество людей с гигантскими спиралями, и при том у них не рождаются ужасные, деформированные маленькие дети, не так ли? Я хочу спросить, понимаешь: существует ли документ, прослеживающий все случаи рождения детей с такими гигантскими спиралями?