Там чудеса

– Не трепыхайся, гридь, – посоветовал ему бородач и под ноги себе сплюнул.

Сидел он, как и плешивый, на поваленном дереве у огня, тогда как молодой за их спинами взад-вперед расхаживал.

– Детель у нас к тебе имеется, – продолжил бородач. – Сдюжишь – и ристай дальше, куда ристал, скупь с девкой своею.

– Эй! – возмутился молодой, остановился даже, плечо его стиснул.

– Не лезь, ослоп, – прошипел бородатый, руку его стряхнув. – Все я помню, не о том сейчас…

Похоже, это юного татя успокоило, а вот Фиру, напротив, только растревожило.

Она, конечно, прислушивалась к их тихим разговорам, но не могла теперь припомнить ничего, что касалось бы ее напрямую. Так, чушь всякая: кто хворост пойдет собирать да какая мошкара нынче приставучая. Потому, если и пообещали мужики отдать пленницу молодому, это случилось много раньше, не на поляне.

Плешивый на миг их краткой перепалки глаза ладонью прикрыл, покачал головой и поднялся:

– Оба умолкните. Недоумки…

Затем обошел костер и перед связанным Русланом замер, загородив его, избавив Фиру от взгляда злобного. Даже полегчало ненадолго… Но и лица разбойника теперь не видно стало, а голос его словно к самой земле опустился, что листва под ногами зашуршал, и пришлось затаить дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

– Дельце плевое для такого, как ты. Обернешься быстро – и заберешь свою подстилку стриженую. Ну пощиплет ее малой в кустах, явно не он первый, зато оба живыми уйдете.

Замечательно.

Взор дымкой багровой заволокло, нутро задрожало, а сердце загрохотало так, что Фира чуть главное не прослушала. О том самом дельце, за которое Руслан, верно, возьмется, раз уж это путь к свободе. Нет, даже мысли у нее не возникло, что он ее тут бросит, – выручит наверняка, но вряд ли будет сильно переживать, если за то время Фиру кто-нибудь «пощиплет в кустах».

«Явно не он первый…»

«Не маловат он для твоих утех, принцесса?»

– Девка у тебя ученая, знатно ты ее натаскал, не визжит, не плачется, не бранится. Думал уж, безъязыкая, но проверил: на месте всё. – Плешивый на корточки присел, склонил голову набок, по-птичьи, и продолжил: – На месте и останется, чтоб и дальше тебя ласками радовать, но токмо если в нору змеиную сходишь и кой-чего оттуда принесешь.

Вот оно.

Фира едва не расхохоталась и так резко на камень откинулась, что затылок прострелило болью.

«Согласится, дуралей», – простонал внутренний голос.

«Или, едва развяжут, в драку кинется», – подумала Фира, так и не решив, сама с собой она спорит или кого другого в уме пригрела.

«В драку? В драку – это хорошо… только без князя обойдемся».

Голос притих, не успела она осмыслить слова странные, а плешивый меж тем распрямился и к огню отступил, позволяя вновь посмотреть на Руслана, все такого же злого, но неподвижного, будто задумчивого даже.

– Меч и конь, как понимаешь, тоже с нами останутся, в лесу сокрытые. Коли не за лядью своей воротишься, так за ними. – Разбойник на прежнее место подле бородатого сел и ладони озябшие к костру протянул. – Помычи, как устанешь с вервью возиться, распутать-то все равно не получится. А мы пока отдохнем слегка да позабавимся…

* * *

Тени скользили по лицу ведьмы, прятали ее, но Руслан видел, что она пялится в пустоту, не моргая, словно боится и на сиг веки сомкнуть. А вот одежду рассмотреть не мог, как ни старался. Не появились ли на грязной рубахе новые пятна, не ранена ли, непутевая…

Ноги ей едва скрепили парой витков веревки, руки связали спереди, так что позволяли путы устроиться поудобнее, но вместо этого ведьма как-то неловко к камню огромному привалилась, перекосилась вся.

И это злило. Не само ее положение, а вид слабый, растерянный. Как будто и не ведьму тати схватили – принцессу заморскую! – а и впрямь простую гулящую девку, с которой можно всласть позабавиться. Не сверкали колдовской зеленью глаза, не трескалась земля под ладонями, не шли из лесу волки лютые на зов ее.

Потому что не было никакого зова.

Руслан гневался, кричал мысленно и смотрел неотрывно; дважды пробитая голова гудела, лысеющий тать, вернувшийся к костру, бормотал что-то и копался в мешке.

Что он ведьмин, стало ясно, когда появилось из горловины скомканное платье. Мужик расправил его, встряхнул, едва подол в огне не подпалив, и рассмеялся визгливо, что парась:

– Гляди, Горятка, красотища какая. – Затем бросил платье молодому. – Держи. Приоденешь бабу, ежели на портки не встанет. Хотя, как по мне, лучше совсем все содрать.

Юнец вспыхнул, надулся, но тряпку к груди прижал, словно на себя примерил.

Следом из мешка достали косу, и вся троица, верно, опешив, как на диковину драгоценную на нее уставилась.

– Экое чудо… – протянул бородатый толстяк, выхватывая волосы из рук подельника. – Токмо на кой ляд? Думашь, прирастет?