Там чудеса

Она врала и крыло принимала нехотя, с опаской. Но все же забрала, в ладонях подержала, будто прислушиваясь к чему-то, скривилась и наконец под ремень подлезла, закинув гусли за спину.

Боле уносить было нечего, и копаться в вещах татей никто из них не собирался.

Когда же отвязали они коней чужих, восвояси отправили и сами шагнули во мрак чащи, Руслан все же не удержался, протянул руку. Хотел по плечу Фиру потрепать, но мазнул пальцами по тонкой ключице, отпрянул.

– Еще пара мгновений – и я бы сам их убил, – сказал, прокашлявшись. – Медленно и мучительно.

– Ну да, конечно. – Она засмеялась, и на душе потеплело, хотя впору было оскорбиться эдаким неверием.

– Убил бы. Вояки из них так себе, зато узлы вязали славные. – Руслан поджал губы, чтобы не улыбнуться. – Не любопытно, что они хотели уволочь из норы подгорной?

Фира застонала:

– О, нет, ни капельки. Но если неймется, отведи меня к Бурану, а сам ступай.

– Пожалуй, в жизни должно оставаться место тайне…

Глава IV

Фира не знала, рада она вновь на вороном сидеть или нет.

Убеги он – и был бы свободен. Не воспротивься разбойникам – не получил бы на бока страшных ран, которые расходились и сочились кровью при каждом вздохе.

Она успела лишь слегка их затянуть – конь под ее ладонями успокоился, зафырчал, прикрыл глаза, – когда Руслан руки ее отдернул:

– Хватит.

Подумалось, что брезгливо ему после увиденного. И без того ведь не жаловал ведьм, а теперь…

– Береги силы, – добавил Руслан, словно оправдываясь. – А то угодим в новую ловушку, и будешь опять полдня связанная валяться.

– Сам-то… – вяло огрызнулась Фира, не веря ни единому слову.

Она ведь и его пыталась исцелить, хотя бы грудь, где что-то чернело, клубилось и явно болело, но тут Руслан и вовсе отпрыгнул от нее как от чумной.

Силы ее берег? Как же!

– Я не валялся, а шаги обдумывал. И если забыла, освободился сам, никто с меня путы не срезал.

За сим разговор иссяк, невредимый и жаждущий движения Буран застучал копытом, и пришлось трогаться в путь, хотя Фира с радостью бы прилегла под ближайшим кустом и не размыкала глаз до рассвета. Но оставаться в этом лесу ей и самой не шибко хотелось.

Слишком густой сделалась тьма, вязкой, в такой и дышать становилось трудно. Сооруженные Русланом светочи помогали, рассеивали мрак и не давали коням переломать ноги, но Фира молилась, чтобы поскорее если не солнце взошло, то хотя бы луна из-за туч выглянула.

Гусли жгли спину, будто не кусок дерева, а связка углей раскаленных, и от этого в душе поднималась злость.

На себя, на слабость и трусость собственные.

В бою не меч убивает – человек. И не струны сегодня чарами заискрились, а именно она, Фира, ярость свою в гудьбе выплеснула. Боль за косу сожженную, ненависть к мужикам грубым и их обещаниям, стыд за то, как протащили ее по поляне, словно псицу блохастую, и к ногам бросили.

«Гордыня», – усмехнулось нутро.

«Честь», – возразила Фира.

Она не собиралась убивать. Не знала даже, что умеет вот так заражать чувствами, и только когда рухнул замертво первый, когда схлестнулись в схватке второй и третий, поняла, чья злость их на это толкнула. Поняла, но не сумела остановиться.

Потому глупо было теперь гуслей бояться и без конца ремень дергать, мечтая их сорвать, выбросить. Руслан вон меч свой вернул и доволен, хотя совсем недавно убил этим мечом Рогдая и явно не его одного.

Но князь в ладах с самим собой, а Фира… ведьма. И это ей полагалось в костер шагнуть, а не безголовому татю.

– Ты опять его лечишь? – грозно спросил Руслан, и Фира вздрогнула.

Соврала:

– Нет.

– Ладонь светится.

Она было убрала руку с шерсти лошадиной, но передумала, обратно вернула:

– Он меня несет, я исцеляю, все честно.

– Я не дал бы тебе на хворого коня залезть, – вздохнул Руслан. – Раны пустячные. Он от доспехов горца сильней страдал.

– А со мной вообще страдать не должен.

Князь попыхтел, пробурчал неразборчивое что-то и умолк.

А вот лес, напротив, словно оживать начал, говорить, шелестеть и тропы путать.

Фира помнила, что гора высилась справа, так они и продолжили ее обходить. Но когда миновали ручей, близ которого деревья сделались шире и выше, и выбрались в редкий чахлый подлесок, то черная глыба вдруг по другую сторону оказалась.

Кони беспокоились, храпели яростно даже на спокойном шаге, и не усмиряли их боле ни слова ласковые, ни чары. А еще Фира со счета сбилась, сколько верст они уже прошли, сколько часов пролетело, а небо не то что в багрянец рассветный не окрасилось, не посветлело даже.

– Похоже…

– Мы бродим кругами, – закончил за нее Руслан.

От голосов их вспорхнул с ветвей бусый сыч, ухнул раздраженно и растворился во тьме.

– Мне беречь силы или все ж узнаем, что нас путает? – спросила Фира.

– Может, поешь сперва?

Она сглотнула и зажмурилась.

Поесть надо было, и Руслан уже предлагал ей хлеб и мясо из сумы своей седельной, но горький смрад, пусть и остался далеко позади, из памяти никуда не делся.