Завертелся на месте в поисках девицы с пивом, заозирался и, когда схватила его ладонь другая, тонкая и хрупкая, не дернулся, покорно поплелся, куда повели.
В толпу, к крикам, огню и хороводам. Даже изобразил пару притопов и прихлопов да пробежался по кругу, но легче на душе не сделалось и камень с сердца не исчез. А вот Фира и Ратмир – очень даже.
Когда Руслан наконец отважился посмотреть в их сторону, берег был пуст.
Глава III
– У солнца на макушке!
– У Купалы под юбкой!
– Неделя, длись!
– Огонь, ярись!
Фира швырнула по воде плоский камешек, который вертела в руке с самого восхода, и сосчитала прыжки. Одиннадцать. Больше, чем вчера и за ночь до этого. Больше, чем в любую из бесконечно повторяющихся лядовых недель.
Зачарованных.
Надо же было так глупо попасться… Гульба, еда, пиво – и они сдались без боя. Рухнули на траву, что тюки соломенные, да расслабились.
Ага, как же!
Нет, может, и двинулись бы, вот только «завтра» в этом месте пока не наступило ни разу.
Фира поняла все быстро – ну, или как минимум быстрее прочих, но пару дней таки бегала змейкой по городу, плясала у огня и купалась в теплом, почти горячем озере. Пару дней ей было весело и счастливо, несмотря на смурного Руслана, который только и делал, что пытался напиться до беспамятства, и вездесущего Ратмира, который хоть и смешил, но настораживал.
А потом пришла третья неделя. И четвертая. И пятая. Сегодня была шестая, так что еще одна, и можно всю седмицу в неделю переименовывать. Но ждать этого благословенного момента Фира не собиралась. Выход был, оставалось его только найти.
Не то чтобы она еще не пробовала…
И с местными говорила, но получала в ответ только улыбки и уже набившие оскомину выкрики. И уходила за пределы городских колец, но, какую бы дорогу ни выбирала, в итоге всякий раз возвращалась на берег. И уплыть силилась, вдруг вообразив, что выход как раз меж двух скал и находится, но как ни гребла руками и ногами до изнеможения – дальше пары-тройки шестков не забралась.
Конечно, она бы все равно не бросила здесь князя и хана, которые отчего-то не замечали странностей, как их ни убеждай, да и коней тоже, но обида за каждую неудачу впивалась в сердце колючками, и разорвать колдовской морок в какой-то миг стало не просто важнее всего на свете – важнее самой жизни.
Только мысли умные, полезные в голову не шли, а вот неумные и бесполезные – запросто. Стоило застучать бубнам, зазвенеть струнам и голосам, и сразу почти забывалось о пленивших их чарах и о том, что где-то там – возможно, совсем рядом – ждет спасения Людмила. Ведь что такого ужасного в еще одном круге подле костра? В еще одной чарке? В еще одном венке, по воде пущенном?
Разве не заслужила она праздника? Разве не заслужила счастья? Пусть и слегка омраченного той неловкостью, что притаилась меж нею и Русланом дикой кошкой.
Колдовать Фира тоже пыталась. Прежде всего, чтобы его встряхнуть, привести в чувство, заставить вспомнить о жене да о главном стремлении. Но, казалось, князь и без того все помнил, но минувшие дни слились для него в один короткий привал.
– Мы даже вздремнуть не успели, – бормотал он всякий раз, как Фира пыталась вытащить его прочь из города. – Неужто сложно утра дождаться?
А утром все начиналось заново.
Впрочем, поспать им действительно так и не довелось, но что страшнее – даже не хотелось. Тело до сих пор ощущалось легким, бодрым и полным сил, в том числе ведьмовских, жаль только, не на что было их потратить. Отчаявшись влить каплю дара, а вместе с ним и разума в твердокаменный лоб Руслана, Фира занялась землей, деревьями, кустами – всем, что обычно легко откликалось на зов и помогало.
Но здешняя природа лишь поглядывала с любопытством да отвечала на касания предостерегающими уколами, мол, не лезь, целее будешь.
Пришлось отступить, но не сдаться.
Выход есть всегда. Всегда…
– Негоже сидеть в Купалову неделю, – прозвучал над головой тихий голос, мелькнула сбоку алая юбка, и рядом опустилась на колени русоволосая румяная девица с тремя толстыми косами и беличьими ушами.
– Глумишься? – покосилась на нее Фира.
– Удивляюсь. Разве ж не нравится тебе у нас?
Такой вопрос ей задавали не единожды. По пять-шесть раз на дню подходил кто-нибудь из безымянных чудских – ибо имена они берегли лишь для любимых и богов – и пытался понять, отчего это Фира так яро прочь рвется.
Объяснять она устала. Не понимала чудь таких слов как «надо».
Вот и Белка на ее молчаливый злобный взгляд только глаза закатила, ноги из-под себя вытащила, вытянула да улеглась на спину, руки за голову закинув.
– Дурная ты, чудодейка. Нет места краше и счастливее.
– И в чем тут счастье? – не удержалась Фира, подбирая с земли новый камешек. Толстый, кривой… не поскачет. – В бесконечной гульбе?
– А ты еще раз к старейшинам сходи, может, ответят. – Девчонка рассмеялась так сильно, что засучила в воздухе босыми ногами, и Фира вздохнула.
Значит, все же глумится.