Там чудеса

– Ладно. Хорошо… – Фира вздохнула. – Объясняю в последний раз. Пусть вы ничего не помните, но как же мне все это опостылело…

* * *

– Ну что, испытала силу наших чар? Убедилась?

Фира подняла глаза на подбоченившуюся Белку и ухмыльнулась:

– Ты ж говорила, что не вами они созданы, так чем гордишься?

Та носик сморщила, ушами дернула и пошла дальше, бросив через плечо:

– У Купалы нету пары, а ты, пока с двумя милуешься, ни одного не захомутаешь.

Злиться на девчонку не хотелось, и Фира лишь проводила ее взглядом да откинулась спиной на то самое деревце, под которым даве тосковал о грязных сапогах Руслан. Отсюда прекрасно был виден весь берег, все костры, вся чудь… а в ином она и не нуждалась.

Пусть собираются, пусть пляшут, а Фира им подсобит… подыграет.

Опутавшие город чары и впрямь оказались на диво сильны – сколько ни махал Руслан мечом, сколько ни рубил воздух, а прорехи все зарастали одна за другой. В пылу он даже Ратмиру позволил попробовать, но и у того не вышло рассечь колдовские нити надолго, а Фира и вовсе не смогла поднять меч, как ни жилилась. Лишь один разрез продержался почти целую часть: когда Руслан за спиною Фиры встал, ее ладонями рукоять стиснул, сверху своими накрыл, и ударили они вместе…

Но того было мало, слишком мало.

Потому она теперь и сидела на берегу, тревожно поглаживая гусли, и жалела, что так много ела в эти дни. Опять ведь наизнанку вывернет… опять прополощет.

– Это просто гусли, – едва слышно прошептала Фира, – нет в них зла. Не должно быть.

И в ней самой тоже.

Потому все выйдет совсем не так, как с разбойниками – тогда она просто разум потеряла от горя и боли, а сейчас не позволит никому и ничему в нутро свое забраться, поднять муть, толкнуть на недоброе.

Руслан отчего-то верил, что так и будет, да, к слову, затею с гудьбой он и предложил. Похоже, считал, что для Фиры сплести подобные чары равно что свечу запалить, а она не стала спорить. Радовалась только, что ни он, ни Ратмир пока не забыли все услышанное и увиденное и готовились покинуть навий град как можно скорее.

Надо было сказать, что в лесу все вышло ненарочно… надо было придумать что-то другое. Но в голове все вертелись слова Белки: «Нас много, и мы празднуем, а значит, чары сильны», и двоякости в них не было и в помине.

Если чары питаются гуляньями, значит, надобно хоть ненадолго их прервать.

– Ты будешь петь?

Фира вздрогнула и глянула на малышку с мохнатыми ногами, которая каждый вечер дарила ей венок. Вот и сегодня собранные в корону цветы свисали с согнутого детского локотка, отчего девочку слегка кренило набок.

Мышка. Так Фира звала ее про себя – раз уж имена чудские скрывают, надо хоть как-то их величать.

– Нет, только играть. Это мне?

Мышка кивнула, уже знакомым жестом поманила Фиру вперед и надела венок ей на голову:

– Это шестой.

– Я помню.

Цветы пахли… почти ничем. Немного кислинки, немного сладости, а дальше – пустота, хотя в первый день от одуряющих ароматов венка кружилась голова и путались мысли.

Пожалуй, и все прочие запахи и вкусы к концу седмицы притупились. Еда наполняла живот, но не утоляла голод, мед не дурманил, песни не веселили, и спать хотелось невыносимо: не телу – душе, уму, сердцу.

– Конечно, помнишь, ты же чудодейка. – Мышка фыркнула, прям как взрослая. – Еще один подарок – и ты исполнишь мое желание.

Фира вскинула брови:

– Правда?

– Так положено.

– А если б не была чудодейкой?

– Тогда какой смысл дарить? Все равно забудешь. Идем, хочу гудьбу твою послушать.

И Мышка потянула ее за руку, заставив подняться, и потащила за собой к толпе.

На полпути вдруг спохватилась, зыркнула на Фиру снизу вверх:

– Это еще не желание. Это просто так.

– Я поняла. – Та улыбнулась через силу и слепо уставилась перед собой.

«Я не готова, рано, рано…»

Ноги потяжелели, взор затуманился, костры и люди вокруг них превратились в разноцветные мутные пятна, а сердце подпрыгивало так высоко, будто силилось через рот выскочить.

– Гудьба будет веселая? – донесся из дымки тонкий голос Мышки.

«Нет».

– А ты какую хочешь?

Девочка притихла, призадумалась.

– Не знаю, – ответила наконец. – Диковинную? Чтоб никто прежде такой не слыхал, чтоб только для нас.

– О… – Фира сглотнула. – Разумеется. Только для вас.

Она понятия не имела, что собирается играть, но знала, какое нужно донести чувство, пока сама его не позабыла напрочь.

Наверное, это и случается с путниками в граде чудском, это и терзает их души, заставляя славить солнце неделю за неделей в попытке вернуть утраченное. «Дай нам наесться, дай нам напиться, дай нам уснуть» – не о том ли все их песни?

Возможно, не вся чудь перебралась сюда из-под горы. Возможно, кто-то из пляшущих у костра некогда проходил мимо и застрял, а потом глаза его побелели, тело покрылось шерстью и нутро окаменело, неспособное боле получать истинное удовольствие от радостей земных, вот и бежит он по кругу за неуловимой надеждой.