Там чудеса

Тучи рассеялись, ветер утих. Над долиной снова сияло солнце, шумела в паре верст река, мирно покачивались на ветвях калины алые ягоды.

– Я мог его… закопать, – раздался тихий голос Черномора, и Людмила, всхлипнув, опустилась перед ним на колени:

– Знаю. Спасибо… – и груди его коснулась так трепетно, что Фира, не выдержав, отвела взгляд.

Руслан тоже на них смотрел. На диво спокойно, внимательно. Затем сунул в ножны на поясе меч, который успел достать, развернулся и пошел к Бурану.

Фира поднялась, шагнула следом, но замешкалась и отступила, тут же ощутив, как что-то дернулось под сапогом. То Людмила тянула к себе Черноморову бороду, в комок собирала, прижимала к сердцу.

– Ты ведь не умрешь? – спросила она тихо.

– Нет.

– А почему лежишь?

Колдун хмыкнул и, чуть приподнявшись на локтях, спиной на камень оперся, так что теперь Фира видела, насколько он бледен да как запали в череп темные глаза.

– Скоро встану.

– Правда?

– Правда. – Он протянул руку и нежно отвел взъерошенные пряди с лица Людмилы. – Я приду за тобой.

– Думаешь, я стану покорно ждать на месте? – Она шмыгнула и нос ладонью подтерла.

– Найду тебя где угодно.

– Вот это уже интереснее…

– Ты выбрала погоню, маленькая княжна.

И с такой страстью они воззрились друг на друга, что у Фиры всё нутро перекрутилось и съежилось. Она неловко прокашлялась, по сторонам глянула и все ж пошла к Руслану, который с седлом возился, ремни подтягивал и слишком уж старательно не смотрел в сторону Людмилы и Черномора.

«Ему больно», – подумала Фира.

«Скорее, неловко», – откликнулся неугомонный голос, и она лишь плечами передернула.

Молча подошла к вороному, молча поправила седло, молча проверила, крепко ли привязаны гусли. И только отрыла рот, чтобы сказать что-нибудь, что угодно, когда заметила краем глаза спешащую к ним Людмилу.

Собранную, натянутую как тетива. Губы поджаты, брови сдвинуты, под одной мышкой борода скомканная, под другой – свернутый ковер.

– Мы идем в Явь, – объявила княжна, остановившись перед ними так резко, что пыль из-под сапожек взметнулась.

– Как? – склонив голову набок, уточнил Руслан.

Такой невозмутимый…

Людмила приподняла руку с ковром:

– Черномор… сказал, что делать. – Она посмотрела на Фиру: – Силы твои ведьмовские нужны. Чуть-чуть совсем. А дальше ковер сам все сделает, проведет сквозь пелену, только держаться за него надо. И за коней, коли не хотите их здесь оставить.

Руслан рассмеялся:

– И ты ему веришь?

– Никому нельзя верить, – повторила Людмила недавние слова колдуна и, одним взмахом развернув ковер, едко улыбнулась. – Но что нам мешает попытаться?

Глава IV

Наверное, Руслану полагалось страдать и злиться, а он с трудом сдерживал смех. Пофыркивал только с Бураном на пару и недоумевал, отчего ж так долго не понимал и не принимал очевидного.

Не в колдуне было дело. Не в том, как тот смотрел на Людмилу, не в том, как она под мечи бросалась, чтобы защитить его – не Руслана же! – да потом бороду поганую на груди баюкала. И не в том, что не дрогнуло сердце ни от встречи долгожданной, ни от предательства неприкрытого.

Пожалуй, потому, что он тоже предал.

Предал мыслями, чувствами, стремлениями.

А еще раньше придумал себе несуществующую Людмилу, блеклую и безликую, и носился с этим образом как с оберегом, вот только защищающим не от зла, а от жизни.

Правы были девы спящие, что в тереме Руслана обхаживали: глупый, глупый князь.

– Мы исцелим тебя от любви, – говорили они, касаясь плеч его, зарываясь тонкими пальцами в волосы. – Мы поможем тебе проснуться.

И, верно, помогли, ибо, когда открыл он глаза, когда посмотрел на отчего-то перепуганную Фиру, что к стене жалась и ладонью прикрывала рот, все прояснилось.

Не Людмила была в его мыслях, пока он раз за разом поднимался со скамьи и уйти силился. Не ее лицо стояло перед глазами и помогало брести сквозь тот обманчивый, тягучий, дурманный сон. Не ее голос звучал в голове как самая прекрасная из песен. И не ее поцелуй доселе на губах горел, заставляя невольно к ним рукой тянуться и вспоминать… надеяться, что не пригрезилось ему, что все взаправду было.

Теперь Руслан прозрел. И мог сравнить ледяную ярость, что овладела им от прощальных слов степного хана, и спокойствие при виде пылких переглядываний Людмилы и ее колдуна. Нет, обида была, противная, колкая, и даже гнев вскинул голову да толкнул в битву, но схлынуло всё это так быстро и безболезненно, что до сих пор странно.

За ковровую кисточку Руслан брался с улыбкой. Другой рукой за Бурана ухватился и пожалел, что третьей нет, вот бы еще и Фирину ладонь стиснуть. Не то чтобы она казалась готовой, но…

Ведьмовство подействовало. Ковер, ладьей меж ними повисший, встрепенулся, распрямился и медленно поплыл вперед, вспарывая воздух что клинок. Свет задрожал, переменился, словно солнце за миг с востока на запад перекатилось, и вместо травы нога Руслана опустилась на крепкую, утоптанную тропу.