Там чудеса

– Кто-то… – пробормотала Фира и снова притихла, ибо с каждым шагом вороного шепот становился отчетливее, слова наливались силой и цветом, словно всплывали на свет с мутного дна, и наконец почудилось в голосе что-то знакомое.

До боли родное.

– Я… я слышу ее, – выдохнула Фира, сама себе не веря.

Разве возможно такое? Разве в силах одно только желание оказаться рядом с подругой простереть между ними ниточку, донести отдаленный зов?

– Кого? – Руслан сел прямее, поводья стиснул так, что на костяшках кожа побелела и натянулась.

– Людмилу. – Фира уставилась на него и придержала вороного. Не упустить… не потерять бы эту связь. – И она… очень зла. Сквернословит.

Ругалась княжна всегда отменно, но на сей раз выдавала такое, что у Фиры щеки вспыхнули как береста в костре.

– А это точно она? – Руслан изогнул бровь. – Людмила никогда…

– Да-да, конечно. – Она затолкнула неуместную досаду поглубже и склонила голову. – Что такое «беспелюха»?

Он моргнул:

– Эм… разиня? Но… почему ты ее слышишь? Как?

Фира хотела было пожать плечами, но тут поверх брани Людмилиной зазвучал иной голос, ее собственный, и слова, сказанные не так давно, но будто бы целую жизнь назад: «Подумай, вспомни – и я услышу даже в другом мире».

Ритуал предсвадебный! Ягодный сок, под кожу впитавшийся. Чужие, дивьи чары.

Другого мира не понадобилось. Они обе очутились в одном.

– Это… – Фира не знала, как объяснить, да и не успела.

Когда Людмила сначала затихла совсем, а потом вдруг вскрикнула, исчезло всё, кроме незримой верви, которая тянула Фиру вперед, к ней на выручку.

Вороной пустился вскачь, позади застучал копытами Буран; Фира пригнулась и прикрыла глаза, доверяя рукам своим и коню. Доверяя проклятому дару.

«Быстрее… Вперед… Правее…»

Кожу обожгло ледяными брызгами – вороной влетел в воду и чуть замедлился, и Фира прижала ладони к его разгоряченной шерсти.

«Здесь можно… здесь безопасно…»

Сердце кувыркалось, билось о ребра, но не от скачки даже – от ужаса. Только бы поспеть, только бы не оборвался путь в пяди от завершения.

Когда же она наконец распахнула глаза, река осталась за спиной, под копытами коней дрожала твердая, укрытая зеленым ковром земля, а впереди, у пригорка мшистого, расхаживала взад-вперед расхристанная княжна, всплескивая порой руками и будто даже не замечая несущихся к ней всадников, не слыша их.

– Людмила! – воскликнул Руслан, и Фира, задыхаясь от чувств, выпрямилась и натянула поводья.

Вороной и Буран перешли на шаг, и вскоре Руслан выскочил из седла едва ли не на ходу и к Людмиле бросился.

Та, видно, не сразу поняла, кто зовет ее, кто бежит навстречу. Отшатнулась сначала, замахала руками, чуть не рухнув навзничь, а потом с рыданьями бросилась в его объятия.

– Руслан!

Вороной сделал еще пару шагов и замер.

Фира спешилась, ухватила за повод второго коня, да так и стояла меж ними, пока цеплялась княжна за плечи Руслана, пока кружил он ее, над землей приподняв, пока утешал, по волосам растрепанным поглаживая.

Она вся была чумазая и помятая, в сарафане цветастом, оборванном, с исцарапанным лбом, но такая красивая, что пером не опишешь.

В глазах закипали слезы. Слезы радости, конечно же, счастья безмерного и облегчения. А что во рту горько сделалось да защемило сердце – так то пройдет. Развеется временем, порастет травой и забудется.

Фира улыбнулась, а Людмила, оторвавшись-таки от мужа и обтерев лицо, вдруг заметила ее, остолбенела, но затем на бег сорвалась и так яро на нее накинулась, что едва с ног не сшибла.

– Фира, Фира, Фирочка… – приговаривала княжна, щеки ее целуя и в глаза заглядывая. – Я так громко тебя звала, так надеялась, что услышишь, так серчала…

– Я слышала, – хмыкнула Фира. – Похабница.

Людмила чуть отстранилась, сжимая ее ладони, и рассмеялась:

– Только нянюшке не рассказывай! – Затем к Руслану обернулась и не то чтобы помрачнела сразу, но посерьезнела, брови свела, закусила губу, задумавшись. – Спешить надобно. Надеюсь, знаете вы, как в Явь вернуться, а то эта лядова борошень мне противится!

– Ля… – Он нахмурился, за взглядом ее проследив: – Что это?

– Ковер-самолет. – Утягивая за собой Фиру, Людмила подбежала к кустам калиновым, окрест пригорка разросшимся, и легонько поддела мыском сапога расписной красно-золотой коврик. – Чуть не расшиб меня, поганец. Над всей Навью протащил да туточки сбросил и лежит теперь, ветошью прикидывается.

Солнечные кисточки на углах в ответ вздыбились, задрожали и снова затихли.

– Видали? – Людмила подбоченилась и, согнувшись, прикрикнула: – Я тебя в бане мужицкой гвоздями прибью! А лучше Дотье на растерзание отдам. Распустит на ниточки, рубахи мне разошьет. Послушные, хорошие рубахи…

Под конец голос ее надломился и совсем поник. Казалось, Людмила вот-вот разрыдается.

Фира к себе ее притянула, обняла, голову светлую к плечу прижимая:

– Не нужен нам никакой самолет. Кони есть, добрые, резвые. А просвет меж мирами… мы найдем.

Людмила всхлипнула, коврик приподнялся на вершок и опять упал, а Руслан растерянно почесал бровь.