Там, где начинается синева

То же самое, как ни странно, происходило в сфере, о которой он ничего не знал, – в мире искусства. Из газет он узнал, что писатели, художники, музыканты почти каждый вечер устраивали вечеринки, на которых восхитительные мятежники, слишком занятые, чтобы заниматься настоящим творчеством, очаровательно рассказывали о своих планах. Поэты беспрестанно читали стихи, забывая их написать. Большая часть газетных комментариев о литературе заставляла его содрогаться, потому что, хотя это была довольно странная для него область, у него были здравые инстинкты. Он различал роковое невежество и нелепость между напыщенными строчками. И все же, по-своему, это казалось смелым и честным невежеством. Были ли они тоже, как задумчивые руководители, искателями точки, где начинается синева?

Но что это было за странное волнение, которое мешало его ближним наслаждаться тем единственным, что делает достижение возможным, -Одиночеством? Он сам был так счастлив, что его оставили в покое, неужели больше никто не был таким? И все же это самое одиночество, которого он жаждал и которым наслаждался, было, по возвышенному парадоксу, преследуемо таинственным одиночеством. Иногда ему казалось, что его сердце оторвалось от какого-то великого целого, к которому оно стремилось воссоединиться. Это было похоже на похороненную кость, которую Бог когда-нибудь выкопает. Иногда, в своем собачьем представлении о божестве, он чувствовал рядом с собой гром этих могучих лап. В редкие минуты тишины он смотрел из окна своего кабинета на позолоченный солнцем, соблазнительный город. Его безумие охватило его – великолепное безумие спешки, честолюбия, гордости. И все же он сомневался. Этот Бог, в котором он нуждался, этот освобождающий горизонт, был ли он, в конце концов, в самом умном из тайников, в нем самом? Было ли это в его собственном незамутненном сердце?

Мисс Уиппет поспешила сказать, что Менеджер по выставкам умолял его принять участие в конференции. Вопрос о распределении оконных площадей между различными департаментами должен был быть пересмотрен. Кроме того, книжный отдел протестовал против того, что с них взимали плату за аренду книг, выставленных только для того, чтобы добавить последний штрих к мебельной витрине. Другая повестка дня: директор по персоналу пожелал назначить встречу, чтобы обсудить постановление против продавщиц, стригущих волосы. Отдел снабжения хотел представить пересмотренные цифры относительно экономии, которая будет достигнута за счет размещения кафетерия для сотрудников на том же этаже, что и ресторан магазина. Он должен решить, будет ли раннее закрытие по субботам продолжаться до Дня труда.

Рассказывая об этих и сотне других увлекательных пустяках, он испытывал болезненное чувство предательства по отношению к мистеру Биглю-старшему. Старый джентльмен был так трогательно уверен, что нашел в нем идеальные плечи, на которые можно было бы взвалить свою почетную и сокрушительную ношу. С более чем отеческой гордостью старый Бигль наблюдал, как Гиссинг, явно вежливый и компетентный, весело ходил туда-сюда. Владелец не подходил слишком близко, чтобы заметить застенчивого ангела сомнения, который таился глубоко в глазах Гиссинга цвета сидра.

Если в нашей истории и есть трагедия, то, увы, она здесь. Гиссинг, неисправимый сторонник ответственности, которая не касалась его души, не осмеливался сказать своему благодетелю ужасную правду. Но червь был в его сердце. Однажды поздно вечером, в своей комнате у миссис Перп, он написал письмо мистеру Пуделю. Отправив его по почте, он внезапно почувствовал острую боль. Для мечтателя решения страшны. Затем он встряхнулся и легко побежал в маленькую закусочную на Амстердам-авеню, где наслаждался пончиками и чаем со льдом. Его разум был полон решимости. Пончики, благодаря простой символике, заставили его подумать о Ротари-клубах, а также о жерновах. Нет, он, должно быть, скрывается от чести, от богатства, от Торговых палат. Беглец от всего, кроме собственного инстинкта. Те, кто связал себя, слишком горят желанием увидеть цепи на других. Бесполезно было пытаться объяснить мистеру Биглю – милое старое создание не поймет.