Там, где ночуют звезды

Эту картину со всеми деталями, со всеми нюансами Мойше-Ицка описал мне через много лет, когда его стихи уже ревели со страниц газеты «Тог», а он сам вошёл в поэтическую группу «Юнг-Вилне»[32].

Тогда по хриплому голосу Мойше-Ицки я узнал, что бык рогом проткнул ему мозг. И кого-то этот рог одолел.

Когда Мойше-Ицка хвалился, что будет жить вечно и что один сможет прорваться, я на секунду готов был поверить, что этот кто-то, кого на бойне проткнул бычий рог, был не кто иной, как ангел смерти, уже тогда захвативший в голове Мойше-Ицки плацдарм.

Как солдат по раскисшим окопам на бесконечной войне, Мойше-Ицка валялся по сумасшедшим домам, и только когда в его расколотой душе наступало перемирие, он получал отпуск.

5

В одно из таких перемирий, накануне Пейсаха, Мойше-Ицка возвращался в переулок Гитки-Тойбы, в облупленный домишко, где он жил в полуподвальной комнатке с прихожей, и в нежно-голубом весеннем воздухе увидел, как живодёр в кожаных штанах поймал петлёй на шесте собачонку и тащит её к воющей и скулящей повозке неподалёку.

Затихшая кровь Мойше-Ицки разыгралась, загремела, как весенняя река под тонким, хрустящим льдом. Натянулись жилы-вожжи, и вот кулаки Мойше-Ицки мелькают в галопе перед гицелем в кожаных штанах:

— Это моя любимая собака! Или ты мне сейчас же её отдашь, или я тебе кишки выпущу и по улице размотаю!

Но гицель в кожаных штанах уже успел затащить собачонку в воющую тележку:

— А чем докажешь, что она твоя?

— Гамлет! — рявкнул Мойше-Ицка. — А ну-ка, скажи ему, что я твой хозяин…

(Он назвал собаку Гамлетом, потому что её судьба висела между «быть или не быть».)

Пленённая собачонка протиснула мордочку между прутьями клетки, в которой визжал, скулил и лаял собачий оркестр, вывалила изо рта красную рукавичку и всхлипнула, как ребёнок:

— Ой, ой, ой…

— Ну что, убедился? — Раскалённые угли летели в гицеля изо рта Мойше-Ицки.

Улыбка, как осколок стекла в куче мусора, сверкнула на лице собачьего палача:

— Врёте вы оба. Но, так и быть, дам тебе шанс. Гони десять злотых и можешь забирать эту холеру.

Десятка. Где ему взять такую сумму? Отец, когда навещал Мойше-Ицку, сунул ему в карман синего халата несколько злотых, но по дороге домой Мойше-Ицка купил махорки, химический карандаш и несколько листов бумаги, чтобы помериться силой с Байроном и Достоевским. Потратил чуть ли не всё. Торговаться с гицелем — поэт не может пасть так низко. Значит, надо действовать. Судьба Гамлета висит на волоске. Если повозка тронется с места, будет поздно. Остаётся одно: применить силу! Двинуть собаколову в зубы и вытащить щенка из клетки.

Но вдруг произошло сразу два чуда: из толпы зевак вышла девушка в мужском двубортном пиджаке поверх голубой, в цветочек, будто ранняя весна, блузки и за десять злотых вызволила пойманную собачку.

Девушку звали Етл Гонкрей. И второе чудо заключалось в том, что она спасла не только щенка, но и Мойше-Ицку от одиночества.

6

Забрали из дома одного, а вернулись трое, и затхлая комнатушка в переулке Гитки-Тойбы наполнилась жизнью.

Отец с двумя профессиями увидел, что он тут лишний, и стал целыми днями пропадать у родственника, где обучился третьему ремеслу: играть в карты и проигрывать своим приятелям-мясникам.

Етл была маленького роста, светло-рыжая, можно сказать, блондинка. На шее даже зимой ожерелье из веснушек. Стоило ей улыбнуться, как она тут же улыбалась снова, стоило улыбнуться снова, как тут же улыбался Мойше-Ицка. Он рассказывал и пересказывал, что сначала Етл поселилась у него в голове, а потом — в сердце. И какая у неё белоснежная кожа; и что если бы при их первой встрече мужской пиджак поверх голубой блузки в цветочек был застёгнут — ничего бы не произошло.

Етл была воспитательницей в детском саду. Она тяжело трудилась. Тяжело, но с лёгкостью: теперь ей было для кого работать. Кроме собственного рта, надо кормить ещё два. Гамлет тоже сидел за столом, как полноправный член семьи.

Вернувшись с работы (Етл перебралась к Мойше-Ицке на седьмой день после знакомства), она сразу закатывала рукава. Готовила, убирала, хозяйничала. Вскоре вся комнатушка заблестела не хуже медного таза, который Етл принесла, чтобы варить варенье.

А принц Гамлет оказался отличным сторожем.

7

Она не то что влюбилась по уши — воспитательница из детского сада полюбила Мойше-Ицку всей душой. И поверила, что он будет жить вечно, что один может прорваться. Её огорчало только, что лишь один, а не они оба. Мойше-Ицка терпеливо объяснял ей, почему именно он — избранный:

— Етеле, человек умирает, потому что кончаются слова, которые Бог ему дал; но мне дано столько слов, что они не кончатся никогда.

И однажды добавил:

— Знай, Етеле: когда человек вдруг умирает, ему больше не с кем говорить.

Ещё он утешал её:

— Не стыдись, что ты родилась женщиной. О тебе ещё напишут в газетах.